Право на защиту

Кивинов Андрей Владимирович

Дмитрий Петрович прекрасно знал всю историю сада — от самого его основания. В перестройку по инициативе Дмитрия Петровича зимние деревянные кабинки, в которых укрывали от снега статуи, изменили конструкцию: вместо плоских крыш завели косые, чтобы талая вода стекала на землю, а не внутрь.

Кощеев провел в Летнем саду много тысяч часов. Он бывал здесь в прямом смысле слова ежедневно (разумеется, кроме зимы, когда сад закрывали, но Кощеев дружил с местным отделением милиции и нередко хаживал и по заснеженным тропинкам).

Иногда

ему грезилось, что он и умрет здесь, в саду. Впрочем, в следующем году Летний собирались закрывать на реконструкцию, и что-то подсказывало Кощееву, что торжественного открытия нового сада он не увидит. Но волновало Дмитрия Петровича не это (никто не вечен, а три четверти века — немалый, в сущности, срок). Волновал его утвержденный проект реконструкции.

Архитектор задался целью воссоздать все, что когда-либо в саду было. И фонтаны, которые били здесь при Петре (и фундаменты которых в земле сохранились). И живой лабиринт, выращенный при Екатерине. И какие-то случайные павильоны безо всякой художественной ценности. И вмонтированную в решетку часовню, поставленную в честь спасения Александра Второго от каракозовского покушения... Все — одновременно.

Кощеев считал, что это убьет Летний сад. Уничтожит его главное чудо — лаконичную, если угодно, минималистскую гармонию.

Две недели назад Дмитрий Петрович написал письмо губернатору. Он был знаком с ней — встречался в составе делегации ветеранов еще в период предвыборной кампании. Губернатор (тогда еще кандидат), душевная симпатичная женщина, выделила тогда Кощеева изо всей делегации, долго с ним беседовала и сказала на прощание, что «если что», он может рассчитывать на ее помощь.

И вот это «если что» случилось. Дмитрию Петровичу пришлось обратиться в Смольный. Но ответа не было уже полмесяца, и он не понимал почему...

Кощеев сидел на скамейке, положив руки на рукоятку трости, а подбородок — на руки. Думал. Чья-то тень закрыла заходящее солнце. Кощеев поднял глаза. Перед ним стоял молодой человек, в котором старый ученый не сразу, но узнал студента с платного отделения.

— А, Брилев... — вежливо кивнул он.— Тоже решили воздухом подышать?..

— Вас ищу! — развязно ответил студент.

— Какие-то вопросы?.. Готов выслушать.

— Вопрос один: оценка за экзамен.

Брилев стоял, засунув руки в карманы брюк. Лицо его выражало решимость.

— Так в чем же дело? — не понял Кощеев.— Готовьтесь, сдавайте, все в ваших руках.

— Хватит, насдавался,— перебил Брилев.

— Чего ж вы тогда хотите?

— Три балла. Мне больше не надо,— Брилев вытащил из кармана куртки зачетку. Точнее, резко выдернул. Будто это не зачетка, а нож.

— Вы шутите?..

— Шутки кончились,— с нажимом заявил студент.— Не поставите — пеняйте на себя.

Кощеев, опираясь на трость, медленно поднялся. Выдохнул возмущенно:

—

Что ты сказал?..

— Голову оторву,— пригрозил Брилев, закусив губу.

— Наглец! — прошептал Кощеев сорвавшимся от возмущения голосом.— Прочь отсюда! И чтоб на кафедре я тебя больше не видел! Прочь!..

И что есть сил толкнул Брилева. Теперь студент стоял против фонаря. Он отражался в его безумных зрачках. Словно зажглись в глазах костерки адского пламени.

— Ты достал, Кощей!..— Брилев схватил его за отворот пиджака.— Я из-за тебя в армию не пойду! Понял?!

— Там тебя жизни научат. Отпусти, негодяй! — Кощеев пытался освободиться.

— Не тебе о моей жизни судить, козел вонючий!..

Кощеев неловко тюкнул Брилева тростью. Силы, конечно, были не те... Тот легко отбил удар рукой, отобрал у старика тяжелую трость и резко ударил его в висок.

Потом еще раз. И еще...

Кощеев вскрикнул, упал и остался лежать без движения. Брилев наклонился, пощупал старику пульс. Распрямился и сказал: «Ни хера себе!»

Вдали раздался свисток сторожа. Брилева словно молния поразила, он весь скособочился, закрыл зачем-то голову руками... но быстро сообразил, что это лишь сигнал о скором закрытии сада.

Волоком дотащил тело Кощеева до Лебяжьей канавки и спихнул его в воду.

Туда же выкинул трость...

Руки его почти не тряслись. Он быстро прошел по крайней аллее, разминувшись со сторожем и нарядом милиции, который как раз отходил в другую сторону от пруда.

Из ажурных ворот он вышел, никем не замеченный.

Лихо!..

Брилев даже ухмыльнулся — вспомнил анекдот, как поручик Ржевский гулял с барышней по Летнему саду.

— Поручик, вы хотели бы стать лебедем?..

— Голой жопой в мокрую воду?! Бр-р-р... Ни за что!

В прошлом директор молочного магазина, что на углу, а теперь его владелец (ныне магазин был позиционирован как «мини-маркет») и хозяин еще двух или трех близлежащих торговых точек пятидесятилетний толстяк Иван Солодунов слыл самым богатым человеком в подъезде.

Несколько лет назад он прикупил к своей трехкомнатной квартире соседнюю двухкомнатную и являлся теперь обладателем настоящего «пентхауза» на последнем этаже.

Сейчас он сидел, развалившись, в кресле, в ярко-красном спортивном костюме (это был фирменный «Adidas», Иван Тимофеич не любил подделок, особенно после того, как сильно «попал», купив сдуру партию китайского барахла с надписью «Adidos»). Сидел и пил пиво из жестяной банки. Черемыкина стояла перед ним в стареньком домашнем платьице, неловко скрестив руки на груди.

— Две тыщи, соседка, деньги немалые... — тянул Солодунов нутряным басом. Было впечатление, что заговорил большой цинковый бак.— Очень немалые деньги, соседка, две тысячи долларов...