Право на жизнь
Шрифт:
До того, как они появились в Змейлоре, Хэй к избраннице брата не особо и присматривался. Всё время они куда-то спешили, да и при кратком разделении сложно откалибровать собственные чувства. Бай всегда ощущался ярче. Хэю же оказалось достаточно, что Оляна ни внешне, ни внутренне не была похожа на Эржену.
С этими мыслями он всё-таки попытался уснуть. Впереди ждала неделя выбора предметов для учёбы. А от воспоминаний об испытании хотелось передёрнуть плечами и укрыться с головой. Бейлор предложила им решить их дилемму с одним телом на двоих. Хорошо, что у них имелся пример деда, и они прекрасно знали, какими могут
Паучиха умела сыграть на чувстве вины, всколыхнув, казалось, давно похороненные воспоминания. Хорошо, что, несмотря на то, что их попытались разделить, у богини ничего не вышло. Во многом из-за стремления Бая ко встрече с Оляной, и за одно это Хэй испытывал к ней благодарность.
— Так вы что, правда писать не умеете?! — упёрла руки в бока Радомилла, нависнув над ними. Хэй поморщился. Бай всего лишь попросил «тётушку» записать и их на теорию пространства и перемещения, один из предметов, где они могли быть с Оляной и её сёстрами. Радомилла, конечно, записала их, но потом устроила допрос с пристрастием. Хорошо ещё не прилюдно, в классе, а позже.
— Зачем нам что-то записывать? Мы и так всё запоминаем, — буркнул Хэй. — Не забывай, что мы само воплощение воды…
— Ага, а вода хранит всю информацию, — поддакнул Бай.
— Неучи вы! — торжественно заявила Радомилла. — Даже имена свои написать не смогли! Вы меня опозорите таким образом.
— Имена мы писать научимся, — попробовал успокоить разбушевавшуюся «тётушку» Хэй. — Просто тысячу лет назад и не было никакой письменности, точней, писали совсем не так, как сейчас… Сейчас никто и не поймёт ничего.
— Ага! А говоришь, что всё помнишь! — подловила Радомилла. — Признайся, что писать не умеешь.
— Не умею, — буркнул Хэй.
— И я, — понуро кивнул Бай.
— Я буду вас учить! — решительно заявила Радомилла.
И им пришлось согласиться.
В буквах и словах не было ничего сложного, но Радомилла настаивала, чтобы они оттачивали письмо, переписывая чуть ли не целые книги. Но их покорность и послушание усыпили бдительность «тётушки», и уже во время учёбы она от них практически отстала. К тому же у Радомиллы появились дела поважней слежки за ними, так что это она перепоручила их спутницам-служанкам, а с теми договориться очень просто. Всё же младшие дочки их двоюродной сестры, считай, племянницы. «Тётушка» об этом почему-то не догадывалась, а младшие не спешили её просвещать.
У Бая получалось легко улизнуть от внимания, и брат где-то общался с Оляной, пока Хэй его прикрывал. Бай всё хотел узнать, на что там ему намекала Оляна, когда сказала, что вселился он в её одноклассника. И какое «продолжение» у этой истории случилось.
К тому же они ещё со времён первой встречи, точнее, встреч, знали, что день рождения у княжны двенадцатого сентября по календарю Яви, с трудом удалось понять, что это тридцать второе число месяца тайлетъ. Они посчитали, что успеют поздравить день в день, но княжны, как и все остальные студенты Змейлора, вернулись только во второй день месяца рамхатъ, то есть спустя декаду после дня рождения.
Хотя Хэй и сомневался, что после того, как они одарили Юлку тем амулетом для её быстрого нахождения, Оляна примет хоть что-то из их рук. Впрочем, Бай хотел подарить не
Вот только его ещё вручить надо. Впрочем, не сказать, чтобы Оляна от них пряталась или избегала встреч. Были шансы. С княжнами Оляной и Озарой, Юлкой и Радомиллой Бай и Хэй ходили на первую ступень теории пространства и перемещения, Бай с сестрой Оляны — Ожегой — на шаманизм, а Хэй без брата и Радомиллы посещал защиту и сокрытие вместе со всеми княжнами и Юлкой. Кроме этого Хэй выбрал военное дело и раскрытие дара. А вот брат из-за своей слабости вынужден изучать кудесничество и искусничество. Так что по расписанию они вместе с Баем ходили лишь на один предмет вместе. Брат становился всё более независим, и Хэй, который привык, что тот всё время рядом, чувствовал себя одиноко.
В двери поскреблись, и через мгновение в комнату Хэя заглянул брат, с которым отпечаток магии у них был один на двоих, так что стандартный магический замок в комнате общежития Бай открывал легко. Выглядел тот взъерошенным и каким-то расстроенным.
— Не приняла подарок? — предположил Хэй.
— Приняла, — боднул его в плечо лбом братец и горестно забубнил: — Рассказала, как встречалась потом с тем парнем, в которого я тогда вселился… Миша. Который одноклассник. Это значит, что они в школе учились вместе. Примерно как сейчас, только этот класс постоянный.
Хэй напрягся. Ну да, этого они не предусмотрели. Да и не предполагали, что парень какой-то знакомый Оляны. Они его встретили в Яви возле какой-то деревни, и тогда знали, что княжну отправили в гости для помощи на празднике.
И Бай глупость совершил, сначала когда задержался с их общением, а потом — когда полез за Оляной в очищающий огонь. После такого недобровольного «изгнания» они долго приходили в себя. Но Бай сказал, что и руку её отвергнуть тогда не смог. Раз суженая, значит, суженая. С ней и в очищающий огонь пойдёшь.
— Я сильно её… обидел… — убито сказал Бай.
Хэй пока не понимал, в чём дело, но набрался терпения, чтобы выслушать брата до конца.
— Тот парень, в тело которого я тогда вселился… Он сначала сторонился её, потому что ничего не помнил, но потом, из-за того, что Оляна благоволила к нему, решил воспользоваться тем, что она… что она… Я ей тоже понравился, понимаешь? Она чувствовала то же, что и я. А он…
Хэй ощутил всю боль брата.
— Её спасла сестра, — выдавил Бай. — Не я. Меня не было рядом. Она справилась сама. С помощью сестёр. А ещё я очень подвёл её, потому что всё это произошло накануне их Инициации.
— Она могла не справиться со своим Зверем, — понятливо кивнул Хэй. — Но… она всё же справилась.
— Скорее всего, она думает, что я слаб. И никогда не смогу её защитить. Ведь я… — брат растерянно поджал губы, а потом криво усмехнулся. — Я даже не оборотень больше, а так… недоразумение. Я никогда не буду её достоин, и она никогда меня не простит.
Хэй слушал Бая, и его сердце мучительно сжималось от боли и отчаяния брата, которые чувствовались как свои.