Право первородства

Олди Генри Лайон

А ведь день ещё не кончился!

Зло хмыкнув, Александр Петрович поднёс руку к призраку — давно истлевшей синей кепке с длинным козырьком, сдвинул её на ухо. Дрожишь, скелет? Ты ещё не так задрожишь, когда узнаешь, куда я тебя поведу!

— Чай да чай! — ни к кому не обращаясь, вздохнул многоуважаемый шкаф. — Ешь вода, пей вода, шея наедай, да… По коньячку, Александр Петрович? А? У меня фляга в заначке…

— Шеф не одобрит, — пискнуло рядом.

Шкаф соизволил пояснить:

— Ради пьянства проклятого —

не одобрит. И правильно, между прочим. Для профилактики — дело иное. Простудим мы товарища заслуженного учителя. Так что, капнуть граммульку?

Александр Петрович едва не выронил клюку. Сглотнул. Дожил, педагог! Уговаривать на коньяк — и кого? Ещё бы лет пять назад… А уж десять!.. «Арарат», «Дагвино», «Три звёздочки», «Пять звёздочек», «Ангара», «Камю» из валютного магазина, «Курвуазье» на защите у однокурсника… А коктейли с коньяком? «Огни Москвы»! «Белый медведь»! «Русский флаг»!..

Были когда-то и мы крысаками!

— Спасибо, но я воздержусь… Какой у вас коньяк? Нет-нет, не говорите!

Хорошо, ночь скрыла предательский румянец.

— Шамиль Рустамович скоро обещался?

— Здесь я! — глухо ответила темнота.

23:17

…не разрулишь — прости…

— Знаете, Сан Петрович, как шулера поездные работают? Карты сдают, игру начинают, а потом по ходу правила меняют.

Во мраке депутат и чемпион походил уже не на сейф. Куда там сейфу! Гора не гора, но утёсу подстать.

— С практикой не знаком, — осторожно ответил учитель. — Слыхать приходилось. Кто правила поменял?

Совсем близко загудел мотор. Звук был серьёзный. Не грузовик, но и не затрапезная легковушка.

— Мэнты! — разбойничьим басом сообщил Шамиль. — Наряд из города с каким-то майором-шмайором. Вы меня уму-разуму учите, а кто-то за нас всех решает. Меняет, понимаешь, правила…

Выдохнул — тяжело, с хрипом:

— С майором Дорфман приехал, секретарь горсовета. Я — простой депутат, а он — очень не простой. Большой человек, со связями. Он мне сейчас так сказал: «Уважаю я тебя, Шамиль! Поэтому даю тебе час, чтобы ты с братом всё ваше говно разрулил. Не разрулишь — прости, я уж своими методами. У меня тоже братья есть. На хера мне твои проблемы?»

Извиниться за грубость Шамиль забыл. Или решил, что мат большого человека Дорфмана извинений не требует.

— Такие вот дела. Понимаете, Сан Петрович?

— Нет, — честно признался старик. — Но это и не нужно.

Чего мы здесь стоим, Чисоев? Вперёд!

23:25

…или изрёк запретное…

Шагалось быстро, легко. Клюка мешала, путалась в ногах — не глядя, он швырнул глупую палку на самое дно хлебного моря, расступившегося в обе стороны, открывшего дорогу из рабства. Солнце припекало, жгло синюю ткань кепки. Серая пыль занавесом стояла на пути.

Сверху,

из глубины небес, он казался точкой: бесцветной, почти неподвижной. Слишком длинна была дорога, слишком широким казалось поле. Но всякий путь однажды кончается, особенно если идти никуда не сворачивая и без остановок.

— ТЫ ВСТАЛ И ПОШЁЛ. СДЕЛАЙ ЖЕ. ЧТО ВЕЛЕНО!

Точка в центре жёлтой нивы на миг замерла. Не иначе, гордец в кепке показал Небу язык. Или кулаком погрозил. Или изрёк запретное. Или все вместе.

Люди-человеки, как же вы предсказуемы!..

Беги, обезьянка!

23:31

…в ритуальных, понимаешь, целях…

Дневной мент-полковник был толст. Ночной майор походил на жердь, на швабру, наряжённую в мундир. Зато голосистый, хоть в хор Пятницкого бери.

— Артур Рустамович! Сегодня, в ходе оперативного мероприятия, сотрудниками «Беркута» на вашем дачном участке был замечен гражданин Пашин Валентин Иванович, что зафиксировано в протоколе…

За забором молчали. Майора это совершенно не смущало.

— Мы получили сведения, что гражданин Пашин удерживается вами насильно. Более того, ему угрожает опасность…

— Друг у него есть, у художника, — гулко шепнул Шамиль. — А у друга брат — советник губернатора. Позвонили, сказали: резать лысого будут. В ритуальных, понимаешь, целях…

— Предлагаю недоразумение разрешить. Сейчас вы отпустите гражданина Пашина, а всё прочее будет зависеть от его показаний.

Молчание.

Жердь качнулась к Чисосву-старшему:

— Попробуйте вы. Шамиль Рустамович. Если и вас не пустят, буду решать вопрос радикально.

Депутат и чемпион шагнул к калитке. Внезапно ночь пахнула бензином. Бесформенная тень, похожая на пятно, вставшее ребром, заступила путь:

— Видкрыють! Видкрыють зараз!

Тень плясала, требовала:

— Тилькы пэрэвэртня не беры! Без него разбэрэмося!..

Александр Петрович улыбнулся:

— Я на твою должность не претендую, Коля. Кстати, — в глазах старика сиял отсвет спелых колосьев, — когда в следующий раз станешь в милицию звонить, чужим именем не прикрывайся. Скверно это. И люди могут ни за что пострадать.

В ответ зашипели — тихо, но выразительно.

Тем временем Чисоев-старший уже стоял у ворот. Костяшки пальцев сухо ударили в металл:

— Эй! Это я, Шамиль! Не время показывать характер, брат!

Мне не откроешь, ворота взорвут. О себе не думаешь, об отце вспомни. Род наш вспомни! Разве Чнсоевы разбойники?

Убийцы? Магiарулаз кидаго кiудиязул хiурмат гьабулаан! Или ты уже не аварец?

— Цодагьалъ лъалхъе, — откликнулась темнота. — Заходи, брат.

Калитка открылась без скрипа, словно ночь растворила металл.

23:40

…и баран жив-здоров…