Право по рождению
Шрифт:
— Я знаю, Лилия, я знаю. Седрика и одного из слуг постигла та же участь.
— И мальчика тоже? Как ужасно!
Он крепко сжал её.
— Что было дальше?
— Малик… — продолжала благородная дева, приходя в себя. — Он начал протягивать ко мне эту… Я никогда не видела такой руки!.. И тогда я поняла, что она сделает со мной то же, что случилось с Этоном! Я нашла в себе силы броситься на него и направитьего руку обратно на его же грудь!
Поднявшись от морлу, Мендельн перешёл
— И получилось это? — спросил он. — Так быстро? Против его воли?
— Это было так, словно кто-то снял покрывало с новой статуи, чтобы показать её всем! Я никогдаэтого не забуду! У него не было времени даже на то, чтобы закричать…
Ульдиссиан был доволен тем, что восторжествовала справедливость. Он надеялся, что Малик страдал хотя бы так же сильно, как и его жертвы, особенно маленький Седрик.
— А морлу? — спросил его брат, оставляя освежёванное тело. Глаза Мендельна были широко раскрыты от любопытства. Не было даже никакого намёка на отвращение к тому, что он видел. — И этотоже ты устроила?
Её выражение ожесточилось:
— Чудовище напало на меня сразу, как только его хозяин умер! Я не знаю точно, что я сделала, но я махнула на него рукой, как если бы хотела разрезать ей… И вот что получилось.
Ульдиссиан понял точно, что получилось. Стресс от происходящего расшевелил силы внутри неё точно так же, как некогда в нём. Её инстинкт выживания взял верх и, к счастью, её действия могли подействовать на морлу лишь одним путём.
— Его грудь ещё прожжена, — заметил Мендельн. — Причём глубоко.
— Должно быть, это произошло тогда же. Я не помню. Я не хочупомнить.
Снаружи раздался шум. Ульдиссиан ещё сильнее сжал Лилию.
— Довольно, — сказал он своему брату. — Нам всем посчастливилось выжить…
Мендельн кивнул, но затем спросил:
— Ты сражался с кем-нибудь ещё, Ульдиссиан?
— Ещё двое снаружи. Один зарыт глубоко в землю, другой без головы у внешней стены.
Мендельн кивнул и вышел из комнаты. Ульдиссиан заморгал, не понимая, почему эта информация так важна для его брата.
В дверном проходе внезапно появился стражник. Поражённый ужасом, он осмотрелся.
— Мастер Этон! Где он?
— Мастер Этон мёртв, и его сын тоже, — объяснил Ульдиссиан. — Тела где-то спрятаны. Они выглядят как… Вот как это, — добавил он, указывая на Малика.
— Чтоб меня! Мастер Ульдиссиан… Ч-что здесь произошло?
Не было времени пересказывать всё сначала.
— Злое дело, вот что произошло. Давайте уберёмся здесь и будем молиться, что найдём тела торговца и его сына для должного погребения. Боюсь, мастер Этон может оказаться где-то за городом…
Ещё один стражник присоединился к первому. Они обменялись парой слов; второй человек ушёл.
— Я
Ульдиссиану понадобилась пара мгновений, чтобы понять, что имел в виду человек.
— Нет… Нет, ничего, — он сглотнул, растревоженный уже одним этим замечанием. — Мне очень жаль.
Стражник скорбно кивнул и встал на пост в коридоре.
Ахилий положил руку на плечо Ульдиссиана:
— Возможно, нам лучше уйти отсюда.
— Лучше нам совсем уйти из Парты, — ответил Ульдиссиан, хмуря брови. Его страхи оправдались. Друзья и невинные потеряли жизни ужасным образом из-за его присутствия. — И чем скорее, тем лучше…
* * *
На то, чтобы найти останки сына Этона, не потребовалось много времени. Седрик лежал в постели, и все пришли к выводу — Ульдиссиан настоял на этом, — что мальчик умер во сне. Никому не хотелось думать иначе.
Трупы морлу и высшего жреца сожгли без всяких церемоний. Никто и не думал связаться с Храмом, хотя и витала невысказанная мысль, что рано или поздно кто-то придёт в поисках пропавшего священника. Но это был тот случай, когда все желали перенести разрешение дела на как можно больший срок… А лучше — навсегда.
Согласно партанским традициям, на следующий день тело Седрика было сожжено с почестями и прах помещён в фамильный склеп. Никто не говорил во время церемонии, но почти вся Парта оплакивала потерю.
Только через два дня они нашли самого мастера Этона. Морлу хорошо спрятали его, и если бы Ахилий не заметил скопление падальщиков, нечего было бы сжигать. Прах Этона был помещён рядом с прахом сына и жены, и несколько дней после обряда скорбящие носили на своей груди тёмно-синюю ленту — кеджанский символ чествования великого человека.
Ульдиссиан хотел уехать, хотел залога того, что больше ничего не случится из-за него, но всегда находилось что-то, требующее его участия. Сначала это был Седрик, потом все скорбящие, которых требовалось утешить. Не успел он разобраться с этим, как нашли Этона, и всё началось по новой. Все обратились к Ульдиссиану за наставлением — Ульдиссиану, который по-прежнему считал себя всего лишь простым фермером.
Удивительное дело, но появился ещё один источник, помогающий партанцам пережить потерю своего обожаемого лидера, — Мендельн. Когда однажды группа людей пришла в дом увидеть Ульдиссиана, а тот, как оказалось, отправился беседовать с другими горожанами, Мендельн вдруг вызвался поговорить с ними. Посыл его речи был столь необычным, что его брат, когда впервые услышал её, сильно обеспокоился. Но тем, кто слушал, она принесла некоторое удовлетворение.