Право последней ночи
Шрифт:
– Бомжи кладбищенские, кто ж еще.
– Да понятно. Просто грех ведь с кладбища что-то брать и домой приносить.
– Так они не домой, – раздраженно сказал Алексей, с неудовольствием заметив, что за часовней мелькнул размазанный силуэт в каком-то тряпье. – Ты же сюда каждый раз полмагазина притаскиваешь. Вот они потом соберут – и на сивуху поменяют.
– Все равно грех, – упрямо сказала Ольга. – И не к добру это.
– К добру, не к добру… Чего ты тут рассуждать вздумала? Если не нравится, что машинки забирают, – не привози.
Алексей сообразил, что ступил на опасную территорию, и даже дыхание затаил, ожидая, что Ольга обрушится на него с гневом, но она лишь вяло произнесла:
– А мне так легче. Знаешь, как в Ирландии. Там жители выставляют молоко на крыльцо, чтобы умилостивить лепреконов или гномов каких… Если утром блюдце пустое, значит, гномы довольны. Я сюда приезжаю и, когда вижу, что машинок нет, думаю: ну, наверное, он взял, играет там…
Теперь ему стало по-настоящему плохо. Горе, затаившееся внутри, прыгнуло, раздирая когтями сердце. Алексей отвернулся, сделал вид, что поправляет замок на сапогах, а потом незаметно взял пригоршню снега и сунул в рот.
Зубы моментально свело от холода, и это его отрезвило.
– Оль, поедем, – сказал он. – Погода портится.
Ольга послушно встала, наклонилась к камню и поцеловала холодное мертвое лицо, а потом побрела к машине. Алексей последовал за ней. У машины он обернулся и злобно зыркнул на шмыгнувшую к могилам фигуру в драной куртке.
Вот, значит, как? Падальщики проклятущие… Хоть бы пару минут для приличия выждали…
Алексей весь подобрался и уже хотел было броситься назад, набить морду этому спешившему поживиться маргиналу, выпустив злобу вместе с чужой кровью, но Ольга, заметившая его движение, сухо сказала:
– Не надо. Пусть.
В бешенстве Алексей рванул с места так, что из-под колес полетели комья снега. Ему тоже вдруг стало жалко детских машинок, которые не успели толком остыть на снегу. Сейчас их соберут в грязные карманы, а потом куда? Не бог весть какая ценность. Не водка, не сигареты. На могиле Ольга не оставляла никакой еды, кроме конфет, даже в родительский день, а ими разве наешься? На закусь только…
Впрочем, нищие не выбирают…
Всю обратную дорогу оба мрачно молчали, думая о своем. Ольга даже не пыталась читать, смотрела в окно на пролетавшие мимо дома, заправки и магазины. Планшетник так и остался в сумке.
Недалеко от выезда из города Алексей свернул к небольшому придорожному кафе.
– Ты вроде бы торопился, – равнодушно произнесла жена.
– Поесть надо, – хмуро сказал он, припомнив съеденные несколько часов назад бутерброды. В животе было тяжко от притаившегося горя, которое просто необходимо залить чем-то горячим. И хорошо бы водкой, но нельзя, ехать еще больше пяти часов… Алексей посмотрел на бывшую жену, и она строптиво ответила:
– Я не хочу.
– Зато я хочу. Можешь в машине посидеть, не обижусь. Сортиров, кстати, по дороге уже не встретится.
Припарковавшись
Ага!
Дверь хлопнула. Пошла все-таки. Не поворачиваясь, он вытянул руку и нажал на кнопку включения сигнализации.
В кафе было пусто, темно, из динамиков лился страдающий голос кумира восьмидесятых, который заунывно мечтал о некоей женщине. Выбрав столик подальше от колонок, Алексей скинул дубленку и уселся, не дожидаясь, пока к нему присоединится Ольга. Она подошла, бросила на стул шубку, поставила сумку и отправилась в туалет. Вернулась довольно быстро и тут же принялась брезгливо вытирать руки салфетками.
Толстая официантка выплыла из глубины зала, небрежно положила на стол запаянное в пленку меню и удалилась, без особого интереса наблюдая за ними из-за стойки.
Выбор был небогатым. Из горячего имелись лагман и плов. Не сговариваясь, они заказали первое, а потом синхронно отвернулись в стороны, стараясь не смотреть друг на друга. Алексей положил руки на стол, но столешница была отвратительно липкой, и он торопливо переместил руки на колени, как школьник. Ольга смотрела в стену и бездумно вертела на пальце кольцо.
– Я, наверное, к тебе завтра приеду, – сказал он. – Часов в десять. Дома будешь?
– Да. А зачем?
– Затем. Мы вообще-то на развод собрались подавать, или ты забыла уже?
– Нет, – усмехнулась Ольга. – Интересно просто.
Когда Ольга пыталась изобразить презрение, то страдальчески изгибала одну бровь и кривила рот, думая, что он не видит ее фальшивости. Но Алексей все замечал еще тогда, в прежней жизни, умиляясь и восторгаясь своей прозорливостью, а сейчас, когда жена скорчила физиономию, это вызвало ужасное раздражение.
– Что тебе интересно?
– Ну… Три года жил, не парился, а сейчас вдруг приспичило. С чего?
– Тебе какое дело? – обозлился Алексей. – Или ревнуешь?
– Конечно, – фыркнула она. – Мне же абсолютно нечего больше делать.
Официантка поставила перед ними плохо разогретый лагман, чай и пару булочек. Ольга поковыряла в тарелке вилкой и вдруг рассмеялась.
– Чего ржешь? – буркнул Алексей.
– Да так… Представила, как ты ей сообщишь о нашем разводе, а она тут же начнет обзванивать своих подружек: «Ниночка, ты щас умрешь! Тарасов бросил свою кикимору, и завтра мы улетаем в Гагры!» Хочешь в Гагры, Леша?
Подперев голову рукой, Ольга снова растянула губы в ядовитой усмешке.
– Не хочу, – хмуро сказал он.
– А что так?
– Ничего. Отвяжись. Ешь свой лагман.
– Да не могу я эту дрянь есть.
– Ну, чай пей. Молча желательно. Нет у меня настроения с тобой разговаривать.
– Не разговаривай, – милостиво разрешила Ольга.
– Спасибо большое.
– Не за что. Кушайте. Не обляпайтесь.
Алексей швырнул вилку на стол и дернул с вешалки дубленку.
– Все, поехали.