Право Света, право Тьмы
Шрифт:
— Для чего он нужен вам?
— Господь послал нас к нему, дабы сказать нечто важное.
Юноша-слуга указал на гробницу с мощами святого Димитрия и сказал:
— Вот он, господин мой!
— Возвести же ему о нас, — сказали небесные посланцы.
Юноша поднял пригробничную завесу, и из гробницы, словно из затемненной комнаты, навстречу пришедшим вышел святой Димитрий. Его лицо было ярче солнечного света, облачен он был в сверкающие доспехи, и в руке его, словно луч чистого пламени, сияло копье воина и защитника.
— Что побудило вас посетить меня? —. спросил святой Димитрий у таинственных гостей.
Они
— Бог послал нас сказать тебе, что отныне ты должен оставить город Солунь без своего покровительства, ибо жители его нечестивы, и Он хочет предать город в руки врагов.
Услышал это святой воин и заплакал, склонив сверкающую голову. А потом заговорил:
— Ступайте, братья, так скажите Владыке моему: «Я знаю щедрость Твою, Владыка, все беззакония мира не могут превзойти милосердия Твоего! Прояви же ныне милость Свою на этом городе и не повелевай мне оставлять его. Ты Сам поставил меня стражем этого города, и если суждено погибнуть ему, то пусть и я погибну с душами здешних жителей. Я не покину их. Они согрешали Тебе, но все-таки не забывали о Тебе, помилуй их, ведь Ты — Бог кающихся».
Сказал это святой Димитрий и вошел в свою гробницу, а пришедшие к нему ангелы стали невидимы.
А утром враги отступили от стен Солуни, хранимой таким великим защитником…
Но как были защищены незримым покровительством святых древние города, так и сейчас есть эта защита. Она словно нитка, латающая прорехи в общей человеческой судьбе и не дающая бытию расползтись, как старой заплате…
Погруженный в эти мысли-воспоминания, отец Емельян и не заметил, что стоит уже в притворе церкви. Кругом тишина. Священник обернулся — дверь в храм была заперта.
— Как же я вошел? — тихо поразился отец Емельян. — Где сторож церковный? Он мне отпер двери, да и отпирал ли?.. И почему никого нет в храме, ни служки, ни молящихся, ни певчих? Разве не пора служить вечерню?
У старого священника слегка закружилась голова. Он перекрестился и прошел через весь храм в ризницу — облачаться к службе. А храм действительно был тих и безлюден, с купола — на колонны, иконы, подсвечники, аналои — спускались мягкие, цвета некрепкого чая сумерки.
Отец Емельян привычно начал облачаться, надел епитрахиль и фелонь, повязал поручи, вдруг глянул в приоткрытое окошко ризницы и ахнул. Показалось ему, что видит он не привычные очам избы да многоэтажки нелепой, разномастной щедровской застройки, а белоколонные башни, древние амфитеатры, роскошные дворцы среди оливковых рощ, пальм, розовых кустов и шумящих ароматными водами фонтанов.
Отец Емельян перекрестился и отвернулся от окна. Померещится же такое.
Однако как же служить, когда ни дьякона, ни певчих нет? Впрочем, разве это преграда?
У отца Емельяна снова закружилась голова и еще показалось, будто лица его коснулся нежный теплый ветер с ароматом драгоценного мира. И священник возгласил:
— Слава Святей, и Единосущней, и Животворящей, и Нераздельней Троице всегда, ныне и присно, и во веки веков.
— Аминь, — ответил за алтарем хор, казалось бы созданный из голосов всех сил небесных.
Священника обуял страх, но он, словно руководимый некой высшей силой и мудростью, продолжал служить, сам возглашал прошения ектений и прокимны, а хор отвечал
— Сподоби, Господи, в вечер сей без греха сохранитися нам… Буди, Господи, милость Твоя на нас, якоже уповахом на Тя… Господи, милость Твоя во век… Тебе подобает хвала, Тебе подобает пение, Тебе слава подобает…
А потом священник услышал, как запели первый кондак из акафиста великомученику Димитрию Солунскому, и отверз царские врата, ужасаясь тому необъяснимому, что произошло с ним… И увидел, что весь храм залит ярчайшим светом и в этом свете стоят сурово-прекрасные воины, облаченные в алмазные кольчуги и багряные плащи, а на головах их сияют венцы. Воины эти крылаты, а мечи их подобны молниям…
— Господи, что это?! — вскрикнул протоиерей Емельян, и свет принял его…
— Голову, голову ему держите выше! К-капельницу, Андрюшка, чер-рт, как подаешь, как иглу втыкаешь! Это тебе что, дротики?! Кто-нибудь даст мне наконец перекись, чтоб я рану обработала, или я вас всех заколдую намертво!
…Свет сменился мглой, холодной, мерно гудящей и гулкой…
— Господи, не надо темноты, — прошептал отец Емельян, опять торопясь, уходя в золотой алтарь, в блистающий храм, где читался акафист ангельскими голосами…
Жгучая, почти нестерпимая боль разлилась по затылку, противно зашипело. Отец Емельян застонал, дернулся, открыл глаза.
— Где я? — прошептал непослушными, распухшими, будто разбитыми губами.
— В карете «скорой помощи», — резко ответила протоиерею дама, которая за мгновение до этого обрабатывала перекисью многострадальный иерейский затылок. — Лежите смирно, святой отец, а то у вас иголка из вены выскочит.
— Я не святой отец… — просипел отец Емельян, окончательно возвращаясь из сияющего храма в темное и грешное сегодня. — Я просто батюшка. Как я сюда попал? Что со мной было?
— Ну, похоже, что вас решили покатать на колеснице ангелы и нечаянно сбросили, да так, что У вас на затылке образовалась преогромная шишка и не очень симпатичная ссадина, — цинично ответствовала дама, регулируя какой-то шпенек на Прозрачной бутыли капельницы. — Что, болит?
Болеть-то болело, но морщился отец Емельян не от боли, а от кощунственного юмора своей спасительницы. И сказал:
— Не надо так… При чем тут ангелы?
В глазах у него плыло, боль каталась под кожей головы, словно царапучие железные шарики.
Дама внимательно глянула на отца Емельяна, хмыкнула:
— Значит, не ангелы? Я тоже так думаю. Это по всем признакам было дело рук человеческих. Или имеющих таковой вид. Вас прохожий какой-то нашел. Смотрит, лежит на тротуаре тип в рясе и не подает признаков жизни. Поп? Поп. Пьяный? Не похоже, запаха нет, да возрасту и сану несоответственно. Потом прохожий пригляделся и увидел, что кто-то крепко, но без должного благоговения приложился к вашему, отче, черепу. Благодарите своего Бога, что череп выдержал — удар был сильный, что называется, от души. Еще чуть-чуть — и проломили бы ваше вместилище разума, только костяная крошка с мозгами вперемешку посыпалась бы. Что опять морщитесь? От правды морщиться не надо. Да, так вот. Прохожий вызвал милицию и неотложку. Милиция сейчас на месте происшествия суетится, а мы — скорые милосердные сестры плюс братья — везем вас в больницу имени Семашко, в реанимационную палату.