Право Света, право Тьмы
Шрифт:
Тот скривился, но сделал вид, что слушает вежливо.
— Вчера вечером мой муж, — волнуясь, заговорила Любовь Николаевна, — мой настоящий муж, ушел служить вечерню в церковь. Но, как выяснилось позднее, до храма он не дошел. Кто-то в темноте налетел на него сзади и с огромной силой ударил по голове. Батюшка потерял сознание, очнулся в машине «скорой помощи», потом опять провалился в беспамятство…
— Пусть покажет след от удара, — неожиданно потребовал колдун.
Отец Емельян пожал плечами и безропотно повернулся.
— Крепко тебя, поп, приложили. От души, — съерничал
— Не надо, — ответил священник. — Как-нибудь с Божьей помощью.
— Брезгуешь… — понял колдун.
— Просто пью из другого, чем вы, Источника, — пояснил священник.
— Я могу продолжать? — спросила Любовь Николаевна, тут к ней подошла Ольга Горюшкина, а за ней и дьякон Арсений.
— Собственно, о том, что батюшку избили и куда-то отвезли, мы узнали не сразу, — Ольге не терпелось самолично все-все объяснить, потому она даже Любовь Николаевну непочтительно прервала. — Мы забеспокоились, когда к нам домой прибежала Любовь Николаевна и сказала, что ее отец Емельян — вовсе не отец Емельян.
— Совершенно верно, — подтвердила попадья. — Я же поначалу не беспокоилась — ушел муж в церковь, все как всегда. Потом приходит, и что-то в нем не то. Глянула я внимательно — а на подряснике у него наперсного креста нет. Не мог же мой Емельян его потерять, это просто немыслимо! И потом, взгляд у этого… создания… Не такой у моего батюшки взгляд. Ну, я ничего, перемоглась, заговорила с ним, кофе ему налила, хотя сроду мой настоящий муж кофе на ночь не пил, у него и без того давление высокое. Говорю, ступай отдыхать, а он мне про какую-то статью начал говорить, хотя доселе никогда писанием статей не занимался. Тут я и придумай. Спрашиваю: тебе ту статью надо написать, что про восьмой Вселенский собор да про канонизацию святого Оригена? Говорит, да. Тут я окончательно поняла, что передо мной подменыш.
— Поскольку никакого восьмого Вселенского собора не было, и Ориген вовсе не канонизирован, — пояснил дьякон Арсений и Танаделю, и внимательно слушавшей их толпе. — Иногда стоит для общего развития посещать уроки в воскресной школе.
— А когда этот подменыш стал говорить мне, что ему было видение и что должен он немедля сражаться с колдуном, я только больше уверилась, что это не отец Емельян. Настоящий христианин и никогда не сказал бы тех слов, что произносил тот подменыш. И к тому же христианину известно, что в Псалтири царя Давида нет сто пятьдесят седьмого, двести третьего и триста первого псалмов! В общем, я оставила дома этого выродка, а сама побежала к Горюшкиным.
— Да, —подтвердил дьякон. —И всю прошедшую ночь мы занимались тем, что искали по всему городу отца Емельяна. И если б не помощь одного человека, мы бы его ни за что не нашли, потому что батюшку спрятали в одном из заброшенных вампирских склепов!
— Беспредел! — закричала радикально настроенная часть толпы.
— А кто его отыскал? — кричали самые любопытные.
— А кому это выгодно? — завопили сторонники досрочных перевыборов во все муниципальные властные структуры.
— Слава Богу, — заговорил отец Емельян, — что мы успели вовремя. И, Танадель, теперь я перед вами.
— Бу-удешь! — взвыл Танадель. — Иначе я тут все разнесу, небо с землей сровняю!
— Не буду, — твердо сказал отец Емельян. — Дело ведь вовсе не в силе моей веры или в силе вашей магии. Просто я вас вспомнил. И я хочу просить вас… Простите меня, Танадель, Христа ради.
И священник земно поклонился в ноги оторопевшему колдуну.
— Ты что это?! — зарычал тот. — Смиренничать, да? Не выйдет! Что ты вспомнил?! Нет, что ты вспомнил, говори!
— Мне было десять лет, — сказал отец Емельян. — Родители привезли меня в Москву на экскурсию, на ВДНХ, в парк Горького…
— Так, так, — нервно забормотал Танадель и отчего-то побледнел.
— Мы сели кататься на колесо обозрения: я, мама и папа. У меня в руках было мороженое, такой пломбир в брикетике. Оно почти растаяло, есть его было противно, а просто так выкинуть — неинтересно. И когда колесо чуть поднялось над землей, я увидел, как рядом проходит какой-то дяденька и у него лысина так здорово блестит…
Танадель нервно прикрыл рукой макушку.
— И меня словно бес под руку толкнул. Я размахнулся — и мороженым на лысину дяденьке, — тихо закончил Емельян.
— Вот не надо про беса! Не надо все валить на потусторонние силы! — завопил Танадель. — Ты просто был испорченный нахальный мальчишка! Ты понял, что можно устроить каверзу безнаказанно! А твое проклятое мороженое испортило мне всю жизнь! Потому что я тогда шел на свидание с женщиной, которая мне безумно нравилась! А вместо свидания мне пришлось бежать в химчистку… А моя возлюбленная обиделась и ушла! Я так и не женился, хотя это, может, и к лучшему… И все из-за какого-то малолетнего хулигана! Но я тебя запомнил, я поклялся, что, когда придет время, я найду тебя и отомщу! И я нашел!
— Простите меня, Танадель, — повторил священник. — Я уже тогда понял, что за любой проступок придется расплачиваться. Сразу же понял. Потому что мне было стыдно. И знаете, наверное, это был самый мой подлый и постыдный поступок за всю жизнь. Он не давал мне покоя, он грыз меня после каждого покаяния, хотя сколько я каялся, знает только Бог… Вот потому-то я и смог узнать того, кого когда-то обидел. Не сразу, правда, узнал, но узнал. Тех, кому сделал больно, даже в шутку, даже по глупости, — не забываешь.
— Видно, и впрямь здорово тебя по башке огрели, Емельян, — сердито рявкнул колдун. — Ты думаешь, что я смогу простить тебя? Ты думаешь, что так легко отделаешься?
— А это уже не моя забота, — ответил священник. — Мне легко уже хотя бы потому, что я сумел попросить у вас прощения.
— Нужны мне твои извинения, как же! — Танадель явно не хотел сдавать позиции. — Я намерен мстить, и отомщу!
И тут на паперть поднялся Изяслав Радомирович Торчков. При виде мэра толпа еще больше зашумела, но он картинным взмахом руки восстановил сравнительную тишину. Дождался, когда все внимание будет сосредоточено на его персоне, и заговорил: