Право Света, право Тьмы
Шрифт:
— Призван? Да?
— Да. Остаток той ночи я провел, читая Библию. С тех пор я постоянно читаю Библию. Она со мной, здесь, на груди. Она как мой щит, ограждающий от нечистого зла.
— Разве зло бывает чистым? Вопрос опять был без ответа.
— Послушай, Зоя. С того момента я все-все понял. Вампиры — зло. Но они существуют. Они — дети Сатаны. Значит, существует Сатана. Но если есть он, то есть и Бог. Не Высший Разум, а настоящий Бог — Личность. Бог грозный и карающий грешников, справедливый и неподкупный. И такому Богу надо служить. Карая зло, восстанавливая справедливость, уничтожая отродья мрака. Я поверил
— Как это произошло?
— В одну из ночей мы сидели в засаде, караулили одного снайпера, который давно нам жить не давал. Но снайпер в ту ночь не появился. Появилась она. Женщина-вампир. Это было словно какое-то смещение пространства: только что мы с парнями сидели, держа пальцы на спусковых крючках, и вот как будто порыв темного ветра! И она, черная, страшная, с синими горящими глазами, терзает тела моих товарищей, а они не сопротивляются. Никто даже не успел выстрелить. Никто, кроме меня. Я разрядил в нее свой автомат, но пули ничего не значат для вампира. Она прикончила всех моих друзей и кинулась ко мне, но тут внизу, в селении, запел петух. И она сгинула.
— Но вампиры не боятся петухов.
— Значит, мне встретилась слишком пугливая вампирша, — усмехнулся Федор. Недобрая у него вышла усмешка.
— Что было потом?
— В то же утро я ушел от своих по тропам, которые знал только я. Я был обучен искусству воина и решил, что мое дело — не выслеживать чеченских снайперов, а уничтожать вампиров, колдунов и прочую нечисть. Меня не искали, подумали, что я погиб вместе с ребятами.
— Но твоего тела не нашли…
— А там ничьих тел не нашли. Я взорвал их трупы. .
— Значит, тебя считают погибшим? Но как же ты живешь? Как твои родители, как документы…
— У родителей своя жизнь, они никогда во мне особенно не нуждались, так что утрату сына наверняка бы пережили. А документы мне сделал один хороший человек. Я поговорил с ним по душам, открыл свое предназначение, и он помог мне.
— Так Федор Снытников не настоящее твое имя?
— Да. А какая тебе разница, Зоя? Дело не в имени, а в том, что человек творит на земле. Я готов быть безымянным и безвестным, лишь бы свершить суд над всем злом мира.
Федор произнес эту тираду и принялся ходить по комнате, словно взволнованный студент перед экзаменом. Хотя лицо его было абсолютно спокойно.
— Суд? — переспросила пораженная Зоя. — Но разве это не дело Бога? Разве мы — судьи?
— Апостол пишет, что мы будем судить даже ангелов. Потом, в будущей жизни. Значит, сейчас у нас есть привилегия судить демонов и тех, кто им уподобился.
— Это не так, не так, — заторопилась Зоя. —
— Уничтожить вампира — это милосердие. Лишить жизни колдуна или оборотня — это любовь. Вера учит нас держать оружие наготове, а не сдаваться перед противником. Надо вести вечный бой с адом и его порождениями.
— Но кто ты, чтобы судить, зло перед тобой или нет? Порождение ада или просто… несчастное существо, обреченное влачить нечеловеческое существование? Разве ты настолько опытен, что можешь отличить зло от добра?
— А разве ты этого не можешь? Тогда для чего тебе Бог и вера?
Зоя растерялась. Она не знала, что ей ответить. И еще она испугалась. Федор за те минуты, что говорил свою пламенную речь, внешне преобразился. Это больше не был милый молодой человек с красивым ясным лицом. Хотя нет, красота и ясность остались. Только от них становилось страшно. Словно вместо лица у Федора была маска из тонкого фарфора и сквозь этот фарфор просвечивало внутреннее холодное пламя. Зое захотелось плакать, но она сдержалась.
— Федя, а как же я? —тихо спросила она.
— А что такое? При чем здесь ты? Ты ведь не оборотень, не вампир, не вся эта дьявольская нежить. Ты мне очень дорога, Зоя. У тебя чистое сердце, но вера еще не такая пламенная, как у меня. Но это не помешает нам быть вместе.
Тут Зоя все-таки расплакалась, сильно, неудержимо. Села на пол, прижалась щекой к теплой батарее, что проходила под подоконником. От батареи пахло нагретой пылью. Запах печали. Запах одиночества и усталости.
Федор сел рядом, ласково коснулся рукой ее плеча:
— Отчего ты плачешь, Зоя?
— Я подумала, что ты теперь уедешь, бросишь меня…
— Уеду? Брошу тебя? Как ты могла такое подумать! — Теперь он обнял ее. В другой раз Зоя просто просияла бы от этого проявления нежных чувств, но сейчас ей было не до того. Она отчаянно искореняла в себе желание немедленно признаться Федору в своей получеловеческой природе. И это желание вытесняло из нее другие — более сладостные и привлекательные. — Нет, Зоя, я буду с тобой. Мы будем вместе противостоять злу, мы встанем на борьбу с нечистью, оккупировавшей ваш город. Ты и я — мы станем первыми, кто сумеет…
— Феденька, нет! — воскликнула Зоя. — Это опасно!
— «Что же сказать на это? — заговорил Федор, и Зоя поняла, что он цитирует Писание. — Если Бог за нас, кто против нас? Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего? Кто будет обвинять избранных Божиих? Бог оправдывает их».
— Федя…
— «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч?» Это Послание к Римлянам, если ты помнишь.
— Я помню. Но для чего ты…
— Разве эти слова не взывают к тому, чтобы мы, последователи Бога, не страшились опасности? Чтобы мы, как избранные Его, воевали со злом во всех проявлениях? Чтобы ни скорбь, ни голод, ни меч не мешали нам исполнять свой воинский долг, ибо мы — воины вечной битвы со вселенской тьмой.
— Ты неверно эти слова —истолковал! Апостол говорил, что верующих должна укреплять мысль о том, что Бог не оставит их в Своей милости. Что среди скорбей не надо унывать. А ты говоришь о каком-то избранничестве! Почему ты считаешь, что избран? Кем ты избран?