Право выбора
Шрифт:
— Жгучая зависть к более удачливому товарищу. Он будет купаться в лучах славы, а я?
— Затем тебя и вызвали, — вмешивается Шибанов. — Есть возможность покупаться в лучах.
— Каким образом?
— Из института прислали на испытание два аппарата с приставками, сделанными по чертежам Харламова, и специальной проволокой.
— Так быстро?
— Очень ценное изобретение. Теперь наш Харламов пойдет в гору. Большая пресса. Там, глядишь, орденок привесят, а то, чем черт не шутит,
— Ну а я при чем?
— Как то есть при чем? Ты пробивал это изобретение вопреки решениям компетентных комиссий, добивался через Коростылева. Мы понимаем, тут, брат, смелость требовалась. А ты не устрашился. И правильно. Человек человеку…
Настораживаюсь. Если начальство закидывает лассо с большого расстояния, жди подвоха: проверено неоднократно. Потому начинаю плавно отрабатывать назад:
— Мы к славе не рвемся. Мы признаем повседневный будничный труд и совершенствование коллективной оплаты труда.
— Вот харламовский аппарат «Х-один» с приставкой, — говорит Чулков.
— Узнаю. Видел чертежи.
— Потому-то и выбрали именно тебя.
— Куда выбрали?
— Испытывать аппарат в производственных условиях. Им там, в институте, нужны технико-экономические показатели. Уразумел?
— Еще бы. Пусть Харламов и испытывает.
— Во-первых, Харламов задерживается в институте, во-вторых, испытывать должен, конечно, не он: нужен нелицеприятный подход к оценке. Нужно проверить аппарат в производственных условиях и дать заключение.
— Понимаю.
Я и в самом деле уже сообразил: производственные условия — это тридцатиградусный мороз, ветер, сквозняки. Харламов разгуливает по Москве или по Киеву, даже не знаю точно, где он, посещает модные рестораны и оперу, а я, как идиот, должен в это время в трескучий мороз испытывать его полуавтомат, добывать ему мировую славу! Умеют люди устраиваться…
— А на кого же я оставлю бригаду?
— Ее не нужно оставлять, — твердо произносит Скурлатова. — Все испытания — после смены и в выходные. Вознаграждение приличное.
— После смены я хожу в спортивную секцию, нельзя прерывать тренировки.
Юлия Александровна пожимает плечами:
— Это — распоряжение Лихачева. Харламов сам назвал вашу фамилию, Лихачев подтвердил. Вам доверяют, доверяют вашей опытности. Лихачев просит…
Знаю: начальство просит — значит, дважды приказывает. Я зол и на Харламова, и на Лихачева, а больше всего на самого себя. Стоеросовая дубина! Сколько раз обещал себе не совать нос в чужие дела! Кто меня тянул за язык в кабинете Коростылева?! Солидарность, солидарность… Вот
— Ты прославишь себя навеки, — говорит Шибанов и смеется. Он умеет смеяться с надрывом, заразительно.
Скурлатова серьезна, но про себя-то она, конечно, хохочет: удалось-таки подложить мне свинью!
— В помощники возьму Демкина.
— Бери кого хочешь, — поспешно говорит Чулков. — Важны объективные данные. Контролировать будет Марчукова.
И Леночку на мороз!
— А сколько презренного металла?
— Двести пятьдесят рублей каждому, — торжественно объявляет Шибанов, будто подарок вручает.
— Всего? Не густо.
— Не все измеряется деньгами. Сознательность должна быть, товарищеская выручка.
— А если я все-таки откажусь?
— Не откажешься! Мы тебя знаем, — ухмыляется Шибанов. — Ты сознательный. Драл глотку в кабинете Коростылева, а теперь — в кусты? Мы уже и приказ подписали. С богом, с богом… Чулков, сколько там сегодня мороз?
— Тридцать. Самый раз для испытаний. Только бы продержался недельки две.
— Продержится. Жаль, ветра нет.
Молча беру оба аппарата и ухожу, кипя, как сало на раскаленной сковороде.
Кривое полено — вот кто я такой. Другие лежат в поленнице тихо, мирно, как и положено нормальным дровам, а я все перекатываюсь с места на место, гремлю, нарушаю добрый порядок. Вот именно: драл глотку. Метко схвачено. Интересно: существует ли телепатия, икается ли сейчас Харламову?
Захожу в лабораторию. Громко каплет вода из крана. Капли звонкие: кап… кап… кап…
— Это что у тебя? — спрашивает Леночка.
— «Х-один». Аппарат Харламова. Изобретатель с мировым именем. Читала в газете? На лауреата двигают.
— Ну уж!
— Я взялся испытывать. Нужно же помочь талантливому человеку. Говорят, его в Антарктику хотят послать?
— В Антарктику?
— Ну да, испытания должны быть всесторонними. Мороз, тайфуны, айсберги.
Наблюдаю за лицом Леночки. Оно спокойно. Ее словно бы и не касается, что Харламов выбивается в крупные изобретатели.
Она кладет мне руки на плечи:
— Соскучилась до смерти…
Вижу ее полуоткрытые губы, и она мне кажется сейчас самым близким существом на свете. Были какие-то слова, но что слова, если ощущение близости идет вовсе не от слов, а от чего-то другого!..
— Мы с тобой сегодня идем на танцы.
— Спина болит.
— Ха-ха-ха, так тебе и поверила. Что-то ты на столетнего деда не похож. Да брось эти противные ящики! Слушай, а когда у тебя отпуск?
— Когда дадут.
— А куда поедешь?