ПРАВОЕ ПОЛУШАРИЕ
Шрифт:
Ненастоящие послушно выстроились вдоль стен. Яйтер сгреб несколько бокалов и приблизился.
– Берите!
– приказал он.
– Кому говорю! Павел Андреевич! Петр Николаевич! Гуляем по случаю.
Те продолжали стоять, вытянув руки по швам. Безжизненные взоры пронзали Яйтера. Он попытался всучить бокал Ангелу Павлинову - безрезультатно. Ножка, расширявшаяся в округлое основание, прошла сквозь рукав пиджака. Попробовал сунуть другим, и снова ничего не добился.
– Ну, тогда идите к черту, - распорядился Яйтер, уже немало преуспевший в изгнании призраков.
Попивая вино, он смотрел, как тают ненастоящие, как они теряются в настенных узорах.
13
– А
– поинтересовался Йохо, развалившись на стуле. Его поведение во время сеансов существенно изменились. Многое, казавшееся ранее недосягаемым, теперь, после усердной тренировки, стало доступным.
Они уже не брались за руки, способные объединиться усилием мысли. Яйтер, опасавшийся за ребенка, хотел воспротивиться, но Йохо ответил, что это никак не может повредить, и даже повысит качество общения, ибо теперь их - четверо. "Молодец", - похвалил он Яйтера не без зависти.
– Я тебя спрашиваю, - повторил Йохо.
Дитер хмурился и отмалчивался.
– Его не пускают, - изрек он после долгих раздумий.
– Кто не пускает?
– Я не знаю. Мы слышим его, но не видим.
Йохо задумчиво побренчал ложечкой в кофейной чашке. Он уже совершенно освоился в доме Яйтера, он почти породнился с хозяином - тем легче, что с его сожительницей и прежде был достаточно близок, чтобы не ставить ее ни во что, разве только высасывать ментальные силы для пущего овеществления потусторонних гостей. И временами поглядывать - похотливо и недовольно, молчаливо коря за уход к работнику творческих профессий, умственно отсталому размазне. Йохо старался не выставлять напоказ своих чувств, преследуя цели более важные, но Яйтер с лихвой компенсировал недостаток ума остротой сопереживания и явственно ощущал затаенную неприязнь. Он несколько раз пытался вызвать Йохо на откровенный разговор, намереваясь обвинить во всем Оффченко и высший промысел - вещи в его представлении равные, но никак не умел подобрать нужные слова. Йохо, не встречая сопротивления, наглел и набирался странной удали. Все чаще он намекал на некие решительные меры, которые им предстоит предпринять в недалеком будущем, но при этом ничем не указывал на субъектов действия. Он все настойчивее вызывал потаенного "жаркого", рассчитывая получить какие-то важные сведения, касавшиеся всех троих.
Что до Зейды, то она постепенно теряла интерес к спиритическим играм. Накупила пеленок и чепчиков, распашонок; взяла даже огромный букварь, не говоря уже о сосках, погремушках и прочих преждевременных вещах. Прошло четыре месяца, и талия Зейды чуть сгладилась, но роды уже мыслились состоявшимися и благополучными. Она отказывалась от выпивки, и Йохо не настаивал, видя, что состояние беременности каким-то бесом поддерживает способности Зейды на должном уровне и даже усиливает их. Тренировки продолжались; теперь привидения не стояли столбом и не таращились идиотическим взором: они прохаживались по комнате, деликатно покашливали и только изредка, забываясь, падали на колени, причитали, бормотали невнятицу. Йохо уважил просьбу еще пятерых, настойчиво желавших убиения в голову - старенького католического священника, волжского купца, семилетнего мальчика-француза по имени Селестен, цветущей прачки и свирепого воина из далекой старины, неизвестного рода, незнакомого племени. По словам остальных, путы, удерживавшие долгожданного жаркого, день ото дня ослабевали, так что в любой момент можно было рассчитывать на его визит.
А Яйтер боялся расплескать свое счастье. Он забросил живопись, но продолжал выступать в ресторане, куда однажды
– Не беспокойтесь о цене, - он радостно пожимал Яйтеру руку.
Его спутник хлестал себе водку и помалкивал.
Йохо, когда Яйтер известил его о контакте с куратором, зловеще усмехнулся:
– Еще бы он не пел соловьем! Им позарез нужен этот ребенок.
– Зачем?
– похолодел Яйтер.
– Затем, - передразнил его Йохо.
– Затем, что им хочется вундеркинда. Якшаться с покойниками. Ты да Зейда - что получится? Один я не у дел.
Яйтер ощерился:
– Они его не получат! Я порву их на куски…
Он ссутулился, втянул голову в плечи, слегка развел длинные, мохнатые руки с пальцами скрипача.
– Мы… уедем! Куда-нибудь далеко, пусть ищут…
– Это их работа, искать, - возразил Йохо, возбужденно ероша копну седых волос. Косичка расплелась, резинка упала на пол.
– Может быть, на Луну? Давай, действуй… В Америке торгуют участками.
И Йохо заметался по комнате. Он почему-то разволновался еще сильнее, чем перепуганный будущий отец.
– Мы должны поспешить. Мы ни хрена не знаем, а они знают все.
– Как же мы поспешим?
– безучастно откликнулся Яйтер. Первоначальная ярость схлынула, оставив его при сомнениях и страхах.
– Куда мы поспешим?
– Не куда, а с чем, - поправил его Йохо.
– Нам нужно кровь из носа, но выдернуть этого жаркого. Он должен много знать. Я чую.
– Может быть, он вампир какой-нибудь. Чудовище. А мы его сами вызволим.
– Кто не рискует, тот не пьет шампанского, - и Йохо потянулся за бутылкой.
– Выпьешь? Ну, как хочешь. А я рискую, я выпью.
14
Жаркому, чтобы созреть, понадобилось семь месяцев.
Зима состарилась, но стала лишь злее и крепче. Она расселась в снегу, подобно слабоумной старухе, которая отправилась бродяжничать, заблудилась и села перебирать узелок с тряпочками. Город смиренно помалкивал.
Яйтер готовился к рождению наследника: купил кроватку и манеж, переделал студию в детскую, приладил к люстре индейский амулет: ловца сновидений - ловушку, хитроумно сплетенную на манер паутины и не однажды вдохновлявшую мировых писателей и киносценаристов. Это устройство улавливало и задерживало нехорошие сны. Ненастоящих тянуло к нему, как магнитом. Они, будучи вызваны, толпились под люстрой, запрокидывали головы, простирали руки. Их развелось видимо-невидимо, и приходили новые - обычные и необычные люди, понадерганные из разных эпох.
Оффченко объявлялся время от времени: он с неподдельной заботой интересовался самочувствием Зейды и предлагал помощь. "Не бери от него ничего", - советовал Йохо. И Яйтер отказывался, поблагодарив.
Их совместные силы росли. Йохо ставил это в заслугу плоду, который, сформировавшись, принимал все более деятельное участие в сеансах. Зейда капризничала, протестовала, но сделать ничего не могла: Йохо достаточно было уставиться на нее безотрывным взглядом, и она подчинялась. Что-то в ней срабатывало помимо ее воли. То же самое происходило и с Яйтером, которого все меньше заботила спиритическая самодеятельность - его мысли были заняты совсем другими вещами. Йохо, однако, приобрел над обоими несокрушимую власть.