Правофланговые Комсомола

Коллектив авторов

— И тогда?.. — допытывался начальник цеха.

— В печи с глубоким дном мы разместим все сто тонн шихты, кузов большой…

— Кузов большой, — сказал ему в тон начальник Цеха.

Этот разговор между сталеваром Мазаем и начальником цеха происходил летом 1936 года. А через несколько дней во всех газетах была опубликована речь наркома тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе на совете. Нарком привел подробные расчеты, какого съема стали с квадратного метра пода мартеновской печи надо добиться, чтобы суточную выплавку металла

в Советском Союзе поднять с 40–45 тысяч тонн до 60 тысяч.

Не один и не два раза прочел Шнееров ту часть речи, в которой нарком анализировал положение на сталеплавильном фронте. Он пришел к выводу: наступило время двинуться вперед. При очередном ремонте решил углубить ванну печи, на которой работал Мазай, — девятой печи.

Чтобы осуществить такую серьезную реконструкцию, требовалось, по крайней мере, разрешение главинжа, если не более высокой инстанции.

Однако начальник цеха понимал: начни он согласовывать это дело — поднимутся дискуссии и план, который он себе наметил и в успехе которого уже не сомневался, могут и завалить. Тогда он начал действовать на свой страх и риск.

13 октября 1936 года Мазай провел первую плавку на печи с углубленной ванной. В печь загрузили свыше 100 тонн шихты вместо обычных 60. Чтобы удержать такую массу жидкого металла, сделали ложные пороги. Налили 99 тонн стали, съем составил 11,1 тонны с каждого квадратного метра пода печи вместо обычных пяти.

— Это наш потолок? — спросил начальник цеха, когда Мазай сдавал вахту.

— Нет, — ответил Мазай, немного подумав. — Завтра дадим двенадцать и в следующие дни не меньше. Двенадцать — наш техминимум, наша новая норма!

На следующий день — 14 октября — бригада вышла на работу за двадцать минут до гудка. Провели летучее собрание. Выяснилось, что налицо все условия, чтобы добиться еще лучших показателей, чем накануне. В 9 часов утра выпустили плавку, которую они приняли от ночной бригады.

Мазай, его подручные Пархоменко и Самойлов, крышечница Мокряцкая работали не спеша, но рассчитывали каждый шаг. Они не теряли ни одной минуты. За ходом плавки следил весь завод. Плавку сварили за б часов 50 минут, съем составил 13,4 тонны с квадратного метра пода.

О достигнутом успехе телеграфировали наркому. Весть об успехе Мазая молниеносно разнеслась по всему поселку.

…Серго Орджоникидзе со дня на день ждал, что где-то, на каком-то заводе произойдет нечто, что ознаменует начало нового наступления на сталеплавильном фронте. Так он и расценил сообщение из Мариуполя: 13,4 тонны с квадратного метра пода!

Серго Орджоникидзе несколько раз вызывал Мазая к телефону, чтобы узнать, как идут дела на печи и что надо сделать, чтобы успех, достигнутый на этой печи, закрепить.

В вышедшей в 1940 году автобиографической книге «Записки сталевара» Макар Мазай так рассказывал о своих беседах с наркомом:

«Вспоминаю свой первый разговор с Серго. В прожженной спецовке,

возбужденный и радостный, сразу после плавки я пришел в кабинет директора.

На столе стояло много телефонов. Один из них был кирпично-красного цвета и отличался от других внешним видом. Это и была «вертушка», по которой дирекция разговаривала с Москвой.

Директор мне сказал:

— Товарищ Мазай, сейчас вы будете говорить с Москвой, — и вручил мне трубку.

Я стал слушать, в ней что-то гудело, изредка раздавалось нечто вроде свистка. А затем я услышал голос:

— Это товарищ Мазай? Комсомолец? Комсомолец?! Как у вас идет соревнование?

Слышимость была плохая, и я не сразу понял, что со мной говорит нарком Серго Орджоникидзе. Но затем слышимость улучшилась, посторонние звуки были устранены, и я уже ясно расслышал:

— Говорит Орджоникидзе. Вы — Мазай? Комсомолец? Как работаете? Как соревнование? Как ваша бригада? Как вам помогает дирекция?

Я рассказал Серго о наших первых успехах, сообщил состав бригады, сказал, что мне помогают хорошо. Орджоникидзе не удовлетворился моим ответом:

— Вы мне о дирекции скажите все, как есть. Вы, наверное, стесняетесь говорить, потому что рядом с вами директор сидит. Не обращайте внимания, говорите, говорите все!»

Когда Макар вышел из кабинета, его окружили директор, главный инженер, начальник цеха и много других работников завода, неизвестно каким образом оказавшиеся в этот поздний час в заводском управлении.

Макар подошел к Шнеерову и слово в слово передал ему то, что говорил нарком.

И день за днем пошли тяжеловесные плавки. Каждый день в Москву шли донесения о рекордах на девятой печи.

Макар давал уже вдвое больше стали, чем выплавлялось на соседних «плоскодонных» печах. И стремился все выше и выше.

28 октября 1936 года он добился нового рекорда — 15 тонн стали с квадратного метра пода. Плавка длилась 6 часов 40 минут.

В этот день на приазовском побережье был жестокий норд-ост. Он валил деревья, срывал с домов крыши, рвал телеграфные и телефонные провода. Телеграммы, которые главный инженер передавал в Москву, оставались лежать без движения. А в Москве ждали сообщений о ходе очередных мазаевских плавок. Уже несколько раз Орджоникидзе вызывал секретаря, спрашивал:

— Как там Мариуполь? Какие сведения с печи Мазая?

На линию вышли монтеры, чтобы исправить повреждения, но лишь под утро была установлена связь. И тотчас в кабинете директора зазвонила московская «вертушка». Разговор переключили на квартиру Мазая (у него установили телефон). И сталевар доложил:

— Пятнадцать тонн с квадратного метра!

Обстановка благоприятствовала закреплению достигнутого успеха. Теперь уже не один Мазай выдавал скоростные плавки. И другие сталевары работали по-новому, хотя их печи оставались «плоскодонными».