Православие, инославие, иноверие. Очерки по истории религиозного разнообразия Российской империи
Шрифт:
Нововведения Н.И. Ильминского
Начавшиеся отпадения стали главным стимулом для реформы миссионерских методов, весьма энергично предпринятой Николаем Ивановичем Ильминским (1822–1891) и его коллегой-кряшеном Василием Тимофеевым (1836–1895) в середине XIX века. Ильминский окончил Казанскую духовную академию в 1842 году и после трехлетнего путешествия в Каир и Дамаск (1851–1854) и службы в Оренбургской пограничной комиссии (1858–1861) зарекомендовал себя как ведущий авторитет по вопросам, связанным с исламом и коренным населением восточных провинций империи. Тимофеев овладел русским языком и глубоко проникся православием после учебы в казенной школе в 1850-х годах. В 1862 году он поступил на службу в духовную академию в качестве учителя татарского языка и в свободное время начал преподавать группе детей из своей родной деревни [302] . Уроки Тимофеева заложили фундамент для Центральной крещено-татарской школы, учрежденной в 1863 году, которая затем стала центром просветительской системы Ильминского. Школа предлагала кряшенам базовое образование с сильным православным компонентом, и многие ее выпускники впоследствии стали работать учителями в отделениях школы, создававшихся одно за другим в кряшенских деревнях. Добровольное общество, известное как Братство Св. Гурия [303] , учрежденное в 1867 году, собирало средства на школу и на переводы религиозных текстов на местные языки.
302
См. более подробные биографические сведения: Тимофеев В.*. Мое воспитание; Он же. Дневник // Казанская центральная крещено-татарская школа. С. 9–28, 34–76; П.З. Василий Тимофеевич Тимофеев (Некролог) // Православный собеседник. 1896. № 1. C. 143–162; Григорьев Д.* Первенец инородческого священства // УЕВ. 1905. № 10/12. С. 753–762, 822–831, 887–896.
303
Гурий был первым епископом Казанской епархии, учрежденной в 1555 г.,
Центральная школа выросла на основе переводческой работы Ильминского, которая привела его к отказу от литературной формы татарского языка в пользу разговорного наречия, основанного именно на кряшенских диалектах, и использованию кириллицы вместо арабского письма (принятого у мусульман), чтобы сделать исламское учение недоступным для кряшен. С момента публикации его первого перевода в 1862 году местные языки заняли центральное место в просвещении и миссионерской деятельности [304] . К 1875 году под эгидой Братства была основана Переводческая комиссия для публикации и распространения религиозных материалов на местных языках. Понимая пользу местных кадров, основатели этой зарождающейся сети школ стремились обучить «инородцев» и сделать их самих учителями и священниками и таким образом «просвещать инородцев чрез самих же инородцев» [305] . Церковная администрация по меньшей мере пассивно поддержала этот принцип, разрешив обучение и рукоположение нерусских священников (1867) и совершение литургии на нерусских языках (1883) [306] .
304
НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 3418; Ильминский Н.И. О применении русскаго алфавита к инородческим языкам // Николай Иванович Ильминский: Сборник статей. Казань, 1916. С. 106–120; Он же. Практические замечания о переводах и сочинениях на инородческих языках // Православный собеседник. 1871. № 1. С. 161–183.
305
Машанов М.А. Обзор деятельности «Братства Св. Гурия» за 25 лет. Казань, 1892. С. 184. Эти образовательные проекты рассматриваются в исследованиях: Geraci R.P. Window on the East: National and Imperial Identities in Late Tsarist Russia. Ithaca, New York, 2001. Chap. 2; Kreindler I.T. Educational Policies toward the Eastern Nationalities in Tsarist Russia: A Study of Il’minskii’s System. Ph.D. diss. Columbia University, 1969.
306
Тимофеев стал первым инородцем, посвященным в духовный сан в 1869 г. См.: Из переписки об удостоении инородцев священно-служительских должностей / Ред. Н.И. Ильминский. Казань, 1885; Ильминский Н.И. О церковном богослужении на инородческих языках // Православный собеседник. 1883. № 1. C. 258–272.
Хотя Ильминский и его коллеги иногда и говорили об «обрусении», на самом деле этническая и лингвистическая ассимиляция были целями этого проекта только в отдаленном будущем. Цель системы в действительности состояла в том, чтобы хотя бы на какое-то время сохранить этнические различия, чтобы удержать крещеных «инородцев» в православии и таким образом предотвратить их исламизацию. Если христианство можно будет сделать доступным «инородцам» в местных формах, утверждал Ильминский, тогда «чрез то татары убедятся, что по принятии веры Христовой они могут сохранить свою народность, столь дорогую для них» [307] . Практическая суть проекта заключалась в создании промежуточного класса религиозно просвещенных «инородцев», которые будут сохранять прочные связи и с русским православным миром, и с теми народностями, из которых они вышли [308] . О приоритетах проекта можно судить по истории учителя-кряшена, который рассказывает, что, закончив курс центральной школы, я и другой товарищ, почувствовав себя учителями, купили себе на базаре брюки, визитку и явились к Николаю Ивановичу (Ильминскому). Он очень смутился и после сказал о. Василию Тимофеевичу (Тимофееву): ты скажи им, что я их не узнал. Я хочу, чтобы крещенина всегда можно было узнать, в церкви ли, на улице ли… [309]
307
НАРТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 5964. Л. 20 об.
308
Geraci R. Window on the East. P. 184; П.З. Некролог. С. 151; Казанская центральная крещено-татарская школа. С. 271–273.
309
Цит. по: Чичерина. У приволжских инородцев. С. 107–108. По мнению Ильминского, местные учителя не должны были внешне отличаться от своих крестьянских учеников.
Таким образом, целью проекта Ильминского было вселить гордость и уверенность в людей, которых презирали и мусульмане, и русские крестьяне [310] , а также провести более глубокое различие между православием и русскостью.
Каковы бы ни были собственные взгляды Ильминского, его наиболее рьяные критики опасались, что этот проект придаст местным языкам статус литературных и таким образом будет способствовать возникновению осознанных национальных объединений, которые будут противиться более прочным связям с русскими. Ильминский и его коллеги защищали свою позицию, подчеркивая тот факт, что послание – христианство и связанные с ним ценности – было важнее, чем посредник, медиум, и что родные языки передавали это послание более эффективно. Они также подчеркивали, что их проект создавался как связующее звено для нерусского населения, чтобы предоставить ему только базовые религиозные и нравственные знания на родном языке, «дабы чрез то пробудить в инородцах усыпленные еще умственные силы, возбудить в них охоту и сделать способными к дальнейшему обучению и образованию, которое будет потом вообще вестись в инородческих школах на русском языке» [311] . Несмотря на эти оговорки, миссионеры опубликовали большое количество религиозных текстов и памфлетов, включая сборник кряшенской поэзии и словарь кряшенского языка [312] , тем самым придавая этому языку статус литературного. А назначение «инородцев» священниками и учителями именно потому, что они «инородцы», помимо очевидной эффективности такой практики для более широкого привлечения «инородцев» в православную церковь, в итоге привело к появлению интеллигенции в этнических группах, убежденной в достоинствах своей национальности, готовой защищать дело «инородцев» в целом и совершенно не желавшей терять приобретенный социальный статус.
310
Казанская центральная крещено-татарская школа. С. 144. Подробнее о взглядах русских на кряшен см.: Машанов В. Религиозно-нравственное состояние. С. 35–45; Тимофеев В*. Поездка. С. 486; РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 743. Л. 95 об.; Одигитриевский Н. Крещеные татары Казанской губернии: Этнографический очерк // Православный благовестник. 1894. № 3. С. 107–108; Коблов Я. О татаризации инородцев Приволжского края // Миссионерский съезд в г. Казани. Казань, 1910. С. 361–362.
311
РГИА. Ф. 796. Оп. 149. Д. 102. Л. 4 об. – 5.
312
Емельянов Я.Е., дьякон*. Стихи на крещено-татарском языке. Казань, 1879. Согласно Баязитовой, это издание имело огромный успех, несмотря на небольшой тираж (см.: Говоры. С. 188). См. также: Остроумов Н.П. Первый опыт словаря народно-татарского языка, по выговору крещеных татар Казанской губернии. Казань, 1876.
Нерусское православие и кряшенская особость
Некоторые ученые попросту осуждали проект Ильминского как хитроумную попытку русифицировать нерусское население, которая вызывала у татар лишь негодование. Такая оценка игнорирует не только тот факт, что наипервейшей заботой Ильминского было христианское «просвещение», но также и свидетельство о том, что большое число кряшен находили этот проект привлекательным [313] . Проповедуемое словами родного языка, православие ответило на многие тревоги и надежды кряшен и, более того, послужило основой для попытки немногочисленной местной интеллигенции возродить кряшенское общество и культуру.
313
Пример такой оценки см.: Saussay J. Il’minskij et la politique de russification des Tatars, 1865–1891 // Cahiers du Monde russe et sovi'etique. 1967. Vol. 8. № 3. Р. 404–426; Rorlich A.-A. The Volga Tatars: A Profile in National Resilience. Stanford, 1986. P. 45–46. В этих работах не учитывается, что мусульмане и крещеные инородцы по-разному оценивали цели и влияние Ильминского.
Инновации Ильминского попали на почву динамично развивающегося общественного строя, возникшего после освобождения крестьян в 1860-е годы. По мере того как все больше деревенских жителей знакомились с большим миром, отправляясь на заработки, а также в результате проникновения бюрократии в сельскую местность и роста доступности печатных материалов (благодаря как православным миссионерам, так и мусульманским издателям), грамотность и образование приобретали новое значение, и грамотные жители деревни получали новый статус. В этом контексте миссионерские школы могли ответить на различные устремления. Некоторые кряшены видели в образовании возможность улучшить материальное положение или по меньшей мере возможность защититься от обмана и плохого обращения. Другие, видя в своих подрастающих детях опасные склонности к пьянству и картам, надеялись на их исцеление с помощью большой дозы нравственного воспитания в школе. Были и такие, кто стремился к общению с Богом на своем языке или хотел избавиться от растущей неудовлетворенности тем, что они считали своим собственным невежеством в религиозных вопросах. А еще кого-то настолько впечатлило умение учеников Тимофеева петь и
314
Эти различные устремления отражены в следующих источниках: Ильминский Н.И. Школа для первоначального обучения детей крещеных татар в Казани // Казанская центральная крещено-татарская школа. С. 218; Тимофеев В*. Дневник // Казанская центральная крещено-татарская школа. С. 154, 165; ГАКО. Ф. 811. Оп. 1. Д. 349; Д. 207. Л. 9–9 об.; Д. 282. Л. 2 об.; Крещено-татарские школы Вятского миссионерского комитета в Елабужском уезде // ВЕВ. 1874. № 16. С. 426; Гаврилова Ф*. Письмо. С. 690.
Но какова бы ни была мотивация, образование оставалось по сути вопросом религии, поскольку существующие школы явно ассоциировались либо с исламом, либо с православием, и чтобы удовлетворить стремление к грамотности, требовалось сделать выбор между двумя религиями. Если раньше только исламские школы могли предложить кряшенам обучение на понятном языке, то появление миссионерских школ предоставило им выбор. К 1875 году Братство открыло почти шестьдесят школ, и в некоторых случаях кряшены даже ходатайствовали перед местными церковными властями о позволении и помощи в организации школ в своих деревнях, часто соглашаясь взять на себя по меньшей мере часть затрат [315] . Большинство учителей в этих школах были кряшенами, которые окончили центральную школу и поэтому могли вести обучение на родном языке [316] .
315
Примеры таких петиций и решений сельских сходов см.: ГАКО. Ф. 811. Оп. 1. Д. 207. Л. 10 (цитата); Д. 349.
316
К 1887 г. 187 мужчин и 34 женщины окончили школу и стали учителями (Казанская центральная крещено-татарская школа. С. 477–478).
Сама центральная школа сыграла решающую роль в воспитании более осознанной идентичности кряшен. Она не только служила образовательным учреждением, но еще и представляла собой место паломничества, где собирались кряшены из различных епархий и где, таким образом, ощущалось и создавалось более широкое чувство общности [317] . Школа принимала родителей и родственников своих учеников, когда они приезжали в Казань, и поощряла их участвовать в службах и праздниках [318] . Со временем школа стала местом сбора паломников со всего региона, посещавших в Казани различные места, значимые для христианской истории «инородцев» [319] . В эпоху, когда императорская семья еще внушала благоговение и поклонение, визиты в центральную школу наследника, великого князя Александра Александровича, в 1869 году и императора Александра II в 1871 году сделали ее чрезвычайно престижной [320] . Объезжая многочисленные кряшенские поселения с одним или двумя учениками, чтобы читать, петь и разъяснять принципы православия на татарском языке, Тимофеев стал в результате мобильным посланником школы, предоставляя связь с ней (а тем самым и с другими кряшенами) даже тем, кто никогда не бывал в Казани. Источники рассказывают, что присутствие Тимофеева и его спутников действовало в местных общинах как катализатор христианской религиозности, поскольку оно демонстрировало возможность духовного вовлечения в религию, к которой кряшены были до этого только приписаны. С некоторым преувеличением один кряшен как-то сказал, что нет такого уголка в крае, где живут кряшены, который Тимофеев не посетил бы [321] .
317
Значение паломничества для создания чувства общности освещается Б. Андерсоном: Anderson B. Imagined Communities: Reflections on the Origins and Spread of Nationalism. New York, 1983. P. 55–56 [русский перевод: Андерсон Б. Воображаемые сообщества: Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2001. – Прим. ред.].
318
См., напр.: Кузнецов И. О великой задаче, выполняемой Казанскою центральною крещено-татарскою школою // УЕВ. 1917. № 1. С. 17.
319
Емельянов П. Казанская центральная крещено-татарская школа в деле просвещения инородцев // ВЕВ. 1910. № 35. С. 1111–1116.
320
Посещение Крещено-татарской школы членами царствующего дома // Казанская центральная крещено-татарская школа. С. 392–405. Мусульмане были якобы поражены, что император снизошел до «посещения таких незначительных людей». См.: Данилов С*. Воспоминания. С. 17–18; Он же. Разговор учителя Крещено-татарской школы на пороховом заводе, близ Казани, с мохаммеданкой // ИКЕ. 1872. № 13. С. 402.
321
Григорьев Д. Первенец. С. 888.
Кроме того, начиная с середины 1860-х годов публиковалось и распространялось все больше копий религиозных текстов на «инородческих» языках [322] . К 1869 году православная литургия была полностью переведена на татарский язык и стала основой богослужения во многих кряшенских деревнях [323] . Эти переводы сделали христианство доступным и впервые по-настоящему позволили кряшенам что-то понять в той религии, которую, как считалось, они исповедовали [324] . В целом переводы были настолько удачны, что даже русским в местностях со смешанным населением, немного знавшим татарский язык, было легче понимать татарскую версию литургии, чем церковнославянскую, и иногда они даже просили, чтобы священники наставляли на кряшенском языке («по-крещенски») [325] . В то же время введение церковного пения на татарском привнесло глубокое эстетическое переживание в местный опыт православия, что особенно привлекало женщин и давало родителям-кряшенам убедительный довод в пользу поддержки обучения своих детей [326] . С посвящением в духовный сан большого числа кряшен к 1880-м годам [327] сложились все необходимые элементы для формирования местного кряшенского православия.
322
Машанов М. Обзор. С. 72–73; Каримуллин А. Татарская книга. С. 253; Хронологический указатель изданий Православного миссионерского общества с 1862 по май месяц 1910 г. Казань, 1910.
323
Об открытии в г. Казани Богослужения на татарском языке // ИКЕ. 1870. № 2. С. 48–55; Исторические сведения о некоторых школах, священниках-руководителях и учителях Братства св. Гурия. Казань, 1892.
324
Рассказы о реакциях кряшен см.: Малов. Миссионерство. С. 234–235; Тимофеев В*. Дневник // Казанская центральная крещено-татарская школа. С. 35; Ильминский Н. Еще о школе // Казанская центральная крещено-татарская школа. С. 89; Машанов М. Религиозно-нравственное состояние. С. 49–50; Крещено-татарские школы. С. 425–435.
325
Чичерина С. У приволжских инородцев. С. 79, 111–112.
326
Казанская центральная крещено-татарская школа. С. 117, 188. К началу столетия такие хоры были во многих, если не во всех, кряшенских деревнях (Даулей Р*. Крещеные татары // Православный благовестник. 1900. № 6. С. 251). Среди индейцев-тлинкитов на Аляске хоры предоставляли женщинам важную возможность получить духовную власть и престиж в общине. См. об этом: Kan S. Clan Mothers and Godmothers: Tlingit Women and Russian Orthodox Christianity, 1840–1940 // Ethnohistory. 1996. Vol. 43. № 4. P. 628.
327
К 1892 г. 48 кряшен окончили Центральную школу и стали священниками (Машанов М. Обзор. С. 179–181).
К сожалению, источники не позволяют нам четко реконструировать социальный профиль тех, кто принимал христианство, отказываясь от ислама. Во многих случаях, похоже, было достаточно, чтобы в какой-либо деревне открытие православной школы опередило распространение идеи отпадения. И точно так же никакие энергичные попытки в пользу православия (строительство школ, назначение духовенства из местных жителей, отправка миссионеров и т. д.) часто не могли обратить вспять отпадение, после того как оно уже состоялось. Многие утверждали, что присутствие одного ученика Центральной школы могло решающим образом повлиять на настроение всей деревни, «потому что, если из какой-нибудь деревни учился один мальчик, то через него мысль о пользе грамотности и желание приехать учиться в нашей школе уже переходит ко всему почти поколению деревни» [328] . Конечно, ислам представлял собой более доступный способ решения тех проблем, с которыми кряшены сталкивались в меняющемся мире, но для многих кряшен с менее определенными религиозными убеждениями нововведения Ильминского предлагали грамотность, доступ к Священному Писанию, возможность получить интеллигентную профессию (учитель или священник) и способ повысить свое самоуважение – и все это без риска нарушения закона [329] .
328
Ильминский. Школа для детей крещеных татар // Казанская центральная крещено-татарская школа. С. 107; Чичерина. У приволжских инородцев. С. 101; Даулей Р*. Крещеные татары // Православный благовестник. 1900. № 6. С. 252–253. Ученики обычно проводили каникулы в своих родных деревнях.
329
Власти все меньше могли юридически запрещать отпадение, по мере того как число отпавших росло, но тем не менее отпавшие теряли ряд гражданских прав. Подробнее об этом см. мою статью: Werth P. The Limits of Religious Ascription: Baptized Tatars and the Revision of «Apostasy», 1840s–1905 // Russian Review. 2000. Vol. 59. № 4. Р 493–511.