Правовая структуризация и систематика

Азми Дина Мамдуховна

С.Н. Братусь, напротив, говорит, что «следует… поддержать тех ученых, которые последовательно защищают идею объективности системы права. Система права объективна… вследствие отражения в ней различных видов и сторон общественных отношений, поскольку эти виды и стороны проявляются различно в поведении людей…, кроме того, в сфере общественных отношений субъективное служит источником объективного, ибо люди одарены сознанием, волей и сами творят свою историю.» [229] .

Представляется, что признание за отраслями права объективного характера во многом предопределило постановку вопроса о соотношении систем права и законодательства , «способствовало» доктринальному

и (или) фактическому «стремлению» к их отождествлению, а также предопределило «сложности» размежевания таковых.

Р.З. Лившиц, небезосновательно критикуя юридическую конструкцию отрасли права, среди «порожденных» таковою недостатков отмечал тот подход, согласно которому разница между отраслью права и законодательства рассматривается исключительно с позиций несоответствия сущего должному, на основании которого: «в отрасли права концентрируется логика, обоснованность, четкость, словом, как все должно быть в идеале, в отрасли же законодательства – как фактически получилось у законодателя, не все логично и обосновано.

Если отрасль права и отрасль законодательства сочетаются – хорошо, а если нет – тем хуже для отрасли законодательства, отошедшей от своего идеального эталона… Вместо того чтобы преодолеть образовавшийся разрыв, сложившиеся конструкции системы права дают ему научное объяснение. Там, где отрасль права и отрасль законодательства совпадают, мы имеем дело с полноценными «первосортными» отраслями, а где нет, – с «второсортными» комплексными образованиями. А потом – надотрасли, суперотрасли, интегрированные суперотрасли и т. д…. Исследователи держатся за принятую систему отраслей права, хотя жизнь давно ее перешагнула.» [230] .

С.С. Алексеев также выступает против чрезмерного отделения систем права и законодательства друг от друга. Но саму отраслевую конструкцию права он оценивает, напротив, уже позитивно. И даже толкует многие составляющие таковой в качестве структурных единиц права. Разницу же и сходство между отраслями права и законодательства ученый рассматривает с позиций соотношения внутренней и внешней формы. «В юридической литературе получил достаточное распространение взгляд о недопустимости отождествления системы права и системы законодательства, а также нормы права и статьи нормативного правового акта. В этом направлении строятся и рассуждения тех авторов, которые, размежевывая внутреннюю и внешнюю форму права, относят к внутренней форме систему права, а к внешней – нормативные юридические акты. Между тем, если рассматривать структуру как способ организации элементов содержания, то структура в силу единства формы и содержания не может быть оторвана от внешней формы… Нормативные акты и иные источники юридических норм представляют собой не просто нечто «внешнее», а необходимый момент в самом существовании права… Конечно, структуру права, с одной стороны, и структуру законодательства – с другой, отождествлять нельзя. Но их и нельзя отрывать друг от друга, противопоставлять.» [231] .

Согласно В.К. Мамутову, система права и вовсе носит по отношению к системе законодательства вторичный характер. Соответственно, гносеология системы права сводится лишь к познанию сути действующего законодательства [232] .

Представляется, что отрасль права не сводится только к отрасли законодательства; ибо, даже «характеризуя право, как явление однопорядковое с «законом», нельзя интерпретировать это единство таким образом, будто любые законы, иные правовые акты либо их совокупность сами по себе образуют право.» [233] .

В нынешнем столетии отраслевая конструкция правового строения впервые была резко раскритикована В.П. Мозолиным. Одно из достоинств воззрений ученого усматривается в том, что оценка отраслевого правового строения осуществляется им именно с позиций практической значимости (т. е. при аналитическом обращении как раз к тем аргументам, которые и выдвигались в качестве «стимулирующих» к областному дроблению). «Возможность

создания единого общего понятия отрасли права оказалась утраченной. Понятие отрасли права стало настолько девальвированным, что им по существу невозможно пользоваться в практических целях (в области законодательства, правоприменительной деятельности, учебном процессе в высших юридических учебных заведениях), поэтому оно не должно применяться и при построении современной системы российского права.» [234] . В конце прошлого века В.П. Мозолин также говорил: «…можно сказать, что в юридической литературе сложился известный культ отрасли права, что не вполне благоприятно сказывается на дальнейшем развитии системы права.» [235] .

Состав системы права В.П. Мозолин отображает трехуровневым срезом, включающим в себя: конституционное право; основные правовые ветви; правообразования, наличествующие в отдельных секторах социальной жизнедеятельности. Основными ветвями права ученый считает гражданское, трудовое, налоговое, уголовное и процессуальное [236] .

В свою очередь, В.Б. Исаков считает, что в отказе отделения права на отрасли «есть уязвимый момент: его невозможно практически осуществить. Оно было бы своевременным, если бы нормы существовали в «плавающем виде» и по запросу абонента каким-то чудом к нему «слетались».» [237] .

Представляется, что ценность отраслевой конструкции права , относимой нами к числу юридических классификаций, заключается в соединении, обобщенном отражении данных : 1) о действующем и должном нормативном правовом материале (разновидовой юридико-источниковой принадлежности) и 2) о его реализации; а также 3) о соответствующих показателях научного и учебного толка. При этом многогранность правового воздействия и условность секторного деления предопределяют необходимость многопараметрового подхода к «вычленению» правовых отраслей.

Полагаем, что решение вопроса о существовании (или отсутствии) в праве отраслевых «составляющих» должно осуществляться на основании сведений о: содержании (предмете, материальном показателе) действия права; превалирующих принципах права и (или) законодательства; преобладающих интересах лиц правового общения и основоположениях их поведения; воле заинтересованных субъектов (в условиях государственной организации социума – в первую очередь публично-властных), «стремлении» таковых к «выделению» отрасли; цели правового воздействия на поведение адресатов юридических норм; методе правового регулирования (формальном основании); видовом «наборе» юридических источников; составе участников сектора правового общения; конвенционном (конвенциональном) отношении с позиций областного деления к тому или иному правовому массиву (звену); функциях правового воздействия; социальной значимости (в рамках соответствующей социальной среды) общественных отношений и корреспондирующих им правовых данных; устоявшихся в конкретно-историческом бытии правовых традициях; потребности в самостоятельном изучении и исследовании юридических предписаний о социальном взаимодействии той или иной направленности (т. е. в специальном к ним внимании).

Наиболее значимыми для решения вопроса о наличии (отсутствии) отрасли права (а, по версии некоторых авторов, – «отрасли норм права» [238] ) видятся первые семь из названных показателей. На некоторые из перечисленных оснований отраслевого дробления мы позволим себе обратить и дополнительное внимание.

Так, такой «традиционный» показатель отраслевой конструкции, как содержание (материальный фактор, предмет), наделе выступает весьма неоднозначным, затруднительным к определению. Например, встречаются такие формулировки предмета той или иной отрасли права, дефинитивная часть которых заключается лишь в указании на соответствующие (одноименные) отношения [239] .