Прайд. Кольцо призрака
Шрифт:
– Я не молчу, – проговорила Ирина, опять взглянув на Павла.
«Что с ним? Что-то его корежит, словно руки выворачивает. Морщится. Зуб болит, что ли? Кажется, раньше никогда не болел».
– Значит, подаю я утром Стеше кофе. Со сливками… Подожди минутку. – Сколько счастливого упоения в голосе. Непритворного. – Стеша мне и рассказал. Я просто обалдела от радости. Даже сахар забыла ему положить. Ну, ты все знаешь.
– Я не знаю. Ничего я не знаю.
Ирина краем глаза заметила, что Павел судорожно повернулся на диване.
– Как не знаешь?!
– Какая записка?
– Да ничего особенного, так все пишут, которые сами себя… Соображаешь? «Прошу в моей смерти никого не винить. В здравом уме и памяти…» И все такое, как водится. А тут еще выяснилось, что раньше она уже вешалась, но тогда спасли. Алла эту записку на своем компьютере оставила, сразу и не заметили. Записку. Я прямо ошалела. Стеше сахар положила, и сразу тебе звонить. Твой телефон был отключен. Тогда я Паше позвонила. Про записку сказать.
– Записку? Нашли записку? – Ирина задохнулась от волнения.
«Значит… Неужели теперь уже точно все кончилось? Николай Андреевич больше не придет. Не придет, не сядет в это кресло. Правда, о чем нам с ним теперь говорить? Вроде не о чем».
– А я тут у Паши валяюсь, грибы нюхаю. Киска моя, жду тебя завтра к обеду. Целую. – В трубку посыпались беличьи, цокающие поцелуи. – И Женька рад до чертиков. Только платье с тиграми надень. Я тебя в нем обожаю.
«А-а… Как хорошо дышать, я, кажется, уже и разучилась. Камни завалили сердце, скатываются. Ничего не было. И больше не будет. Пусть смог, жара, сумрак, пусть».
Ирина совсем забыла про Павла, повернулась к нему. Он странным, испытующим взглядом смотрел на нее.
«Какая настороженность в серых глазах».
– Ну, знал я про записку, и что? Думаешь, все так просто? Мадам позвонила, и я поэтому прибежал? Я все равно бы сегодня пришел.
– Да, да. – Ирина ощущала только обесцвеченную, серую пустоту. Паша пришел. Но радость от его прихода была погасшей, тусклой, без блеска. Халатик на ней уже успел высохнуть.
Павел потянул ее за безвольно повисшие руки, заботливо усадил рядом с собой на диван, подоткнул под спину подушку.
Вдруг с какой-то неловкой поспешностью опустился перед ней на колени.
– Радость моя! – Он ловил ртом ее пальцы, целуя их. – Мы поженимся. Ты любишь меня, я знаю. Я же сказал тебе: все будет, как ты захочешь. Помнишь, помнишь? Я сказал это еще до всякой записки, до всего!
«Как он осунулся, как впали виски, провалились глаза. Пот на лице. Как его измучил этот чертов контракт и все это. И Алла!»
– Если я виноват, прости!
Он тесно прижался к ней, обхватив руками.
«Если бы он мог, он бы сейчас забрался в меня, лишь бы где-нибудь укрыться, спрятаться, – мелькнуло в голове Ирины. – Что его так пугает? Боится? Чего? Нет, это все Алла!»
– Ночью не могу один. Сам не знаю, что со мной. Жду, вдруг что-то… Смотрю
По его лицу пробежали частые мелкие судороги, капельки пота на лбу. Глаза стали совсем темные, так расширились, разлились его зрачки.
– Она не придет. Нет, – вдруг сказал потерянным голосом.
– Кто… она? – холодея, прошептала Ирина. Попробовала освободиться, но его руки намертво окольцевали ее бедра.
– Не может прийти. Это чушь, абсурд. Я знаю. – Он убеждал себя изо всех сил, но не мог справиться. – Покойники не приходят. Ее же сожгли уже, наверное. Она уже на пожаре обгорела. Конечно, сожгли. Это бредни деревенские, бабьи выдумки. Не верю. Но я прошу тебя. Я не смогу без тебя.
Ирина отодвинулась от него, сжалась, уклоняясь от его рук.
«Жара. Вся в поту…» – вдруг подумала она.
Павел легко поднялся, чуть разочарованно улыбнулся.
«Другого ждал? Или теперь стыдится, что разоткровенничался. Самолюбивый, малодушный мой Пашка!»
Он увидел – взгляд ее смягчился.
– Котенок, я знал, мы любим друг друга. Бывают недоразумения, но это все мелочи, мелочи. Главное, мы вместе.
Странные пустые слова, высушенные до звона, до потери смысла.
Он прильнул лицом к ее груди. Заговорил с открытой нежностью:
– Ну ладно, котенок. Откуда этот холод в тебе? Это не ты. Ну не надо.
– Сразу слишком много всего. – Ирина почувствовала себя виноватой. Что она, право?
– Последнее слово за тобой, конечно. Но для себя я решил. И уж ясно, не из-за этой записки. – Он мельком глянул в повисшие, пропитавшиеся смогом шторы. – Я шел к этому нелегко. Но зато честно. Согласись. Зато все окончательно. Я не хочу откладывать, рисковать.
Он взял в ладони ее лицо с особой осторожностью. Свое надо беречь.
– Только представь себе. Всегда быть вместе. Все так просто и ясно.
Ирина вдруг устыдилась сама не зная чего, опустила глаза.
– Что-то я не пойму тебя, а, котенок? – Павел чуть встряхнул ее за плечи.
– Просто устала. – Ирина ласково высвободилась. – В голове какая-то дурь.
– Отдыхай, родная. Конечно, ты измучена. Выпотрошили тебя. Ну, поцелуй меня!.. И все? Ну, ладно. Еще успеем.
«Ушел. Как тихо. Значит, все позади. Они нашли записку. Она сама убила себя. Почему? Кто знает. Чужая душа – потемки. А моя? Каждая душа – потемки. Но как можно себя не знать? Будто у меня в душе тайны, и я сама от себя что-то прячу. Скрываю. Так не бывает. Тогда почему я сейчас не рада? Нет, я рада. Я должна быть рада. Пусть только все это отойдет от меня, забудется. И не такое забывается. Какая я соленая, сто потов сошло. В душ!»