Прайд. Кольцо призрака
Шрифт:
Дверь тихо закрылась за ним. И сразу же зазвонил телефон.
– Сейчас, сейчас, – сказала себе Ирина, дотягиваясь до мобильника на кресле.
– Иришечка… – Голос хлюпает. Мадам.
«Что там у нее? Разве там, в ее доме, в этом округлом благополучии, может что-нибудь случиться?» – Ирина подумала это почти с досадой.
– Что
– Иришечка, я на даче, а его там у вас увезли.
– Кого?!
– Стешеньку.
– Куда увезли?
– В морг забрали. Умер он. – Мадам заплакала. Видно, уже давно плакала и слезы стоят у самых глаз. – Убить меня мало. Лучше бы я сама сдохла. На дачу с Женькой завалились. Уговорил меня гад, сволочь. На свежем воздухе я тебя знаешь как… Вот чувствовала: не надо ехать. А Женька улестил. У меня все лицо поплыло. Старухой сделалась сразу. Стешенька мой без меня умер!
– Подожди, подожди. Успокойся.
– Я книжки его целую… – Ирина действительно услышала между всхлипываниями мокрый звук поцелуев. – Стешенька, может, ты меня напоследок увидеть хотел? Проститься. Может, звал. А я с Женькой… Стешенька, родной, солнышко. Никто не знает, из какого дерьма ты меня вытащил. Не побрезговал, к себе принял, – в беспамятстве горя она уже говорила не с ней, не с Ириной, а с покойником. – Взял меня к себе, приютил. Угол грязный снимала у старухи. Старуха на кровати храпит, а я на полу, на матрасике. Всего-то у меня осталась шуба старая, плешивая. Завернусь в шубу, о каше гречневой с маслом вспомню, попукаю, попукаю, поплачу, согреюсь и усну. А ты меня сразу в ванную. Накормил, как королеву. Одел, обул. Что мне теперь без тебя, для чего, зачем? В монастырь уйду.
– В какой монастырь? Ты погоди, успокойся… – не находила слов Ирина. В трубке хлюпает, все слезами залила, не может остановиться.
– Я знаю в какой. Я была в одном. Где монахи поют. Ничего мне теперь не надо. Зачем жить? А Женька хряк, щетина. Я с ним на даче… грех,
Отключила мобильник. Вот и нет Стефана Ивановича. Умер.
Ту-ту-ту.
Какой-то голос, где-то на телефонной линии:
– Я не выйду, ты должна прийти ко мне. В мой сад, в утробу, откуда я выглядываю. Где я могу создать в своей голове вселенную, превосходящую реальность.
«Надо же, спутали все линии! Может, из-за пожаров какая-нибудь вышка оплавилась».
Только положила трубку – опять истеричный звонок.
«Надо поставить мелодию. Нет, пусть так и остается».
– Привет, Ириш!
«Женька! Вот уж не ждала. Голос наглый, с ленцой».
– Привет, – сказала Ирина настороженно.
«Не понимаю, что ему могло понадобиться от меня. Про Стефана Ивановича сказать?»
В балконную дверь, сжимаясь, пробивался путаный городской шум. Бегущие мимо шорохи, гудки автомобилей. И тонкий капризный голос ребенка:
– Не пойду! Не хочу-у-у!..
– Я тебе снизу звоню, из скверика. Удивляюсь, честное слово, сколько собак развели. Жрать народу нечего, а собаки, как телята, гуляют.
– Да, – выжидающе согласилась Ирина.
– Жарища чертова. В теньке все лавки заняты. Не собаки, так алкаши или старухи. Злые, хуже собак. Нет того, чтобы молодому мужику место уступить. – Он пытался скрыть свою злость деланным смешком.
– Не хочу. Не пойду-у-у! – прерывал его детский плач.
– А что ты делаешь в скверике? Почему ты там?
Конец ознакомительного фрагмента.