Прайс на прекрасного принца
Шрифт:
– Ни с того ни с сего Ева сказала, что нам лучше больше не видеться. Объяснить причину она отказалась. Разумеется, я вспылил, вышел из себя. В порыве гнева наговорил много глупостей. Но поймите и меня – на карту было поставлено мое будущее.
– Что именно тебя больше разозлило: новость, что ты лишился возможности стать обладателем апартаментов Германовой, или же потеря самой Евы?
– Второе. Я полюбил ее. Можете не верить, но я говорю правду. Впервые в жизни я по-настоящему влюбился. Отказ Евы привел
Катка в упор смотрела на Виталия.
По его влажным глазам можно было заключить, что мужчина говорит чистую правду, а с другой стороны, сколько раз она становилась жертвой таких вот первоклассных актеров. Смотрят вам в глаза, клянутся, изображают из себя великомучеников, а на поверку оказываются двуличными, расчетливыми людишками, способными ради достижения собственных целей пойти на самые отчаянные поступки.
– Вы мне не верите, – пробормотал Савельев. – К сожалению, мне больше нечего добавить. Я был с вами искренним.
– Допустим, я поверила, но тогда ответь на следующий вопрос: кто, по-твоему, мог желать смерти Германовой?
Виталий ответил, не задумываясь:
– По мне, Еву убили бомжи. Она тусовалась с ними чуть ли не каждый день и…
– Что? – правой рукой Катарина вцепилась в руль. – Так ты знал о ее перевоплощениях?!
– Совершенно случайно я стал свидетелем одного ее… «выезда». Потом Ева во всем призналась.
Схватив Савельева за руку, Катка прокричала:
– Я должна знать все! Начинай!
Незадолго до Нового года Виталик решил наладить отношения с Евой. Не по-людски как-то они расстались. Конечно, во всем случившемся имелась и его вина, но ведь Ева тоже повела себя достаточно некрасиво.
Купив букет цветов, Савельев поехал к Еве.
Припарковавшись у подъезда, Виталий никак не мог решиться выйти из машины. Он словно прирос к креслу авто. Просидев минут двадцать без движения, мужчина вознамерился было открыть дверцу, как вдруг увидел Германову.
Ева выбежала из подъезда, держа в руке объемный пакет. Сев в джип, она завела мотор и надавила на газ.
Савельев рванул за ней.
Слежка продолжалась минут тридцать. Наконец, не доехав метров ста до станции метро «Университет», машина Евы остановилась.
Германова продолжала сидеть в салоне. Прошло пять… десять… пятнадцать минут, и вот дверца открылась.
В первые секунды Виталий не поверил своим глазам. Из джипа вышла не Ева, а… задрипанная бомжиха!
Рваное пальто, стоптанные боты, седой растрепанный парик на голове. Создавалось такое впечатление, что Савельев находится в бреду или под наркозом.
Выскочив из «жигуленка», Виталий нагнал Германову. Стоило Еве увидеть старого
В тот вечер Виталий узнал о тайной жизни Евы. Оказывается, уже на протяжении некоторого времени Еву Альбертовну Германову нестерпимо тянет на самое дно. Она не может продолжать вести праздный образ жизни, если параллельно с этим не опускается до уровня бомжей и нищих, просящих милостыню.
– Виталик, меня тянет, тянет к ним, – плакала Ева. – Не пойму почему, но, как только на город опускаются сумерки, в меня будто вселяется бес! Сначала я боролась, пыталась сопротивляться, но это оказалось выше меня. Переодевшись в бомжиху, я получаю огромное удовольствие от ночных прогулок по городу. Я тусуюсь с такими же обездоленными, слушаю их разговоры, истории и расцветаю на глазах. У меня две жизни, не одна, а две! В первой я – женщина-вамп, а вторая жизнь – грешная.
– Тебе нужен специалист.
– Нет. Мне нужна вторая жизнь, она дает мне силы, подпитывает меня. Я не хочу с ней расставаться… уже не хочу. Втянулась.
– Но это ненормально, ты нуждаешься в помощи. Вспомни, что послужило первым толчком к подобным переодеваниям?
Ева задумалась:
– Все началось за год до смерти папы. Шесть месяцев я регулярно выезжала на ночные променады, потом настало затишье. Я подумала, что подобного больше не повторится, а когда… когда папа умер и я перебралась в город, наваждение вернулось. Во второй раз оно было спровоцировано сильнейшим стрессом.
– Смертью отца?
Ева долго молчала.
– Я ни в чем не виновата. Это все ложь! Отец умер сам, – вымолвила она наконец.
Произнеся последнюю фразу, Германова вся сжалась.
– Что ты сказала?!
– Ничего. Забудь все и, пожалуйста, уходи. Нас не должны видеть вместе.
– Ева, я хотел поговорить.
– Нет, не сейчас, не здесь. Уходи! Оставь меня!
После той встречи Ева Альбертовна всячески избегала столкновений с Виталием. Когда он звонил, она, ссылаясь на занятость, вешала трубку, а на все попытки Савельева поговорить по душам неизменно отвечала:
– Уже все давно сказано.
– Находиться в компании бомжей – занятие довольно-таки опасное, – закончил Виталий. – Различного рода инциденты вспыхивают на ровном месте. Наверняка Ева попала под горячую руку какого-нибудь бродяги.
Катка теребила сотовый:
– Она сказала, что ее отец умер сам. Как это понимать? Разве кто-то сомневался и утверждал обратное?
Савельев развел руками:
– Меня тогда тоже заинтриговали ее слова, но мы больше не виделись, поэтому выяснить, что к чему, не представилось возможным.