Праздничная книга. Январь - июль
Шрифт:
«Коснулась госпожа Осень пальцем листа, и он пожелтел. Дружит госпожа Осень с деревьями, и никто не остановит ее; дружит госпожа Осень с деревьями, к деревьям она приходит. К людям же приходит только Смерть».
Я пыталась расшифровать эти послания. Мне казалось, Валентин вкладывал в них какой-то глубокий, может быть, даже философский смысл. Но сколько я ни старалась — ничего не понимала, только становилось по-особенному печально на душе, и я смутно догадывалась о том, что Валентин в меня влюблен и что письма
В середине зимы возле школы меня остановила какая-то женщина.
Она была лет тридцати, невысокая, довольно плотная, но, несмотря на видимую упитанность, все равно выглядела голодной. Так бывает, если человек за жизнь очень настрадался. Вот я вечно голодная, но выгляжу сытой и довольной, — это потому, говорит мама, что я горя не ведала.
Я сразу догадалась, кто эта женщина.
Она меня поймала за рукав и говорит:
— Ты — Инес Штром?
Я остановилась в школьных воротах — неслыханное дело! — и говорю:
— А вы, наверное, Маргарита Шальк?
Она засмеялась и заплакала сразу, и мы пошли вместе.
Когда мы отошли от школы на порядочное расстояние, она сказала:
— Ты в точности такая, как он тебя описывал. Я сразу тебя узнала.
Я ответила:
— А вы ну совершенно не похожи на ту, что он описывал, но я вас тоже сразу узнала. Вы зачем пришли — чтобы разлучить нас навеки? Как только станет тепло, в пивной начнут выносить столики и стулья на улицу, и он снова будет приходить, вот увидите. И уж я, конечно, не премину выглянуть в окно и, может быть, скорчу ему рожу или пущу зайчика ему в глаза. У меня и зеркальце для этого уже куплено.
— Нет, — сказала Маргарита.
Тут я насторожилась: уж больно грустно произнесла она это «нет».
— А что случилось? — спросила я, пиная на ходу мой мешок со сменной обувью. — Хотите сказать, вы ему помешаете? Или, думаете, вмешается моя мама? — Тут меня поразила одна ужасная догадка. — Что, мама уже побывала у вас дома и категорически настаивала, чтобы эти встречи прекратились? Или она нашла нашу переписку?
По лицу Маргариты я увидела, что в двух фразах я выболтала все мои тайны, о которых никто раньше даже не подозревал. Про встречи и переписку, я имею в виду.
Маргарита потерла ладонью щеку и покачала головой.
— Твоя мама? Ее и близко у нас не было. А вот ты… — Она помялась. — Ты не могла бы к нам зайти? Он хотел бы тебя повидать. Валентин.
— Сам пусть зайдет и повидает! — с вызовом произнесла я. Девочки должны быть гордыми, даже если их секреты уже выболтаны. Всегда следует создавать иллюзию, будто самая главная тайна все-таки еще сохранилась и уж ее-то точно никто не узнает.
— Валентин умирает, — сказала Маргарита.
И потерла ладонью нос. Она смотрела перед
Я сказала:
— Я думала над этим вопросом. Как только Валентин засел дома, и в моих мыслях появилось свободное пространство, я сразу же принялась размышлять. Не считайте меня такой уж эгоистичной! Я уже купила колоду карт.
Маргарита повернула голову и посмотрела на меня.
— Что ты купила?
— Карты, — повторила я. — Колоду карт, понимаете? Чтобы играть в скат.
— Играть в скат?
— Пушкарь может обмануть черта, — объяснила я. — Пушкарь может обыграть его в карты.
Тут Маргарита остановилась и разревелась. Она вся расплылась и затряслась, и слезы сочились у нее не только из глаз, но из носа, изо рта, из каждой поры, кажется, выкатывалось по слезинке, так что в конце концов все ее лицо покрылось коркой льда. Мне пришлось подышать на этот лед, а потом осторожно стереть его рукавицей.
— Теперь у вас на носу будет царапина! — сказала я с укоризной. — И ваш муж будет думать, что это моя вина.
— Никто не виноват, — ответила Маргарита (мы уже почти совсем подошли к ее дому). — Валентин был сильно ранен на войне. Шальк вытащил его из-под огня. Мы думали, он оправится, и летом ему действительно было хорошо. А с наступлением зимы началось ухудшение, и теперь совсем не осталось надежды.
— Но ведь у него было запасное сердце, — сказала я. — Разве это не помогло? Оно лежало в кисете, который вы для него вышивали…
Она вытаращила на меня глаза, как будто слышала о таких делах впервые. Потом углы ее рта обмякли, и она сказала:
— Да, он всегда был выдумщиком…
Я крепко сжала ее руки.
— Мне нужно сделать одно дело. Вы идите, а я приду чуть позже.
Она отошла на пару шагов, но оглянулась и замешкалась. Я кивнула ей в знак того, что не обману. Она ушла очень поникшая. По-моему, она мне не поверила.
Но я не могла прийти к Валентину с пустыми руками. Я зашла в одну книжную лавочку по соседству. Там продавали не только книжки, но еще и открытки, и тетрадки, и всякую мелочь, какая может понадобиться школьнику.
У меня оставалось немного денег. Как раз хватило на одну тетрадку. А ножницы я попросила на время и потом вернула продавцу. У него был очень недовольный вид, и в обычное время меня бы это озаботило, но только не сегодня, когда Валентин нуждался в моей помощи.
Я выскочила из магазинчика, как пробка из бутылки, то есть с большим грохотом, и перебежала через улицу. Маргарита сразу открыла дверь. На ней был фартук в горошек, с оборками, и она вытирала об этот фартук ладони.
— Привет! — крикнула я и бросила на пол свой школьный рюкзачок и мешок со сменной обувью. Потом я скинула шубку, сапожки и побежала прямо в комнату. Маргарита пошла за мной.