Предания об услышанных мольбах
Шрифт:
— Если Будда воистину божество, то мои дети вернут ему все сполна! А я попробую еще раз его ограбить. Посмотрим, сможет ли он наслать болезнь на меня?!
Незадолго до того жена начальника уезда Хэ Синь-чжи поднесла в дар монастырю четыре куска ткани для драгоценного полога. Вэнь-бо украл эту ткань и сделал себе из нее пояс. Не прошло и ста дней, как его охватил злой недуг. У него на теле как раз на том месте, где он носил пояс, стали открываться язвы. Было это в первые годы правления под девизом Великая радость (424—453).
Видения шрамана Дао-цзюна
Шрамана
В девятом месяце второго года под девизом правления Великая радость (425) в Лояне собрались сорок праведников и мирян для отправления поста Вишвабхадры[138]. На седьмой день поста внезапно появился человек в платье для верховой езды и штанах верхом на лошади. Он подъехал к зале для проповеди, слез с лошади и совершил ритуал поклонения Будде. Дао-цзюн говорил с ним как с обычным человеком, не почтил ритуалом. Тот вскочил на лошадь, взмахнул плетью... и на том месте, где он только что был, воссияло красное зарево, да так, что обагрилось все небо. Долго сияло зарево, прежде чем погаснуть.
В двенадцатом месяце третьего года под девизом правления Великая радость Дао-цзюн в другой раз отправлял пост Вишвабхадры. Близилось завершение поста, когда появились двое шрамана в обычном монашеском одеянии и исполнили ритуал поклонения Будде. Все, кто был там, подумали, что это обыкновенные монахи, и поинтересовались только, где они проживают.
— Неподалеку от деревни, — ответили шрамана.
Был тогда в толпе некий Чжан Дао. Он почувствовал в монахах что-то необычное, кланялся им с особым почтением. Шрамана вышли на улицу. Не прошли они и двух десятков шагов, как подул ветер и пыль столбом поднялась в небо. Бросились смотреть, где монахи, но тех и след простыл.
В седьмом году Дао-цзюн с сотоварищами отправился в столицу. В тот год начальник цензората Хэ Шан-чжи соорудил Южный монастырь у горного ручья. Дао-цзюн остановился в нем. Ночью вдруг появились четверо, ехавшие на новой повозке; другие четверо следовали за ними пешком. Глашатаи вошли в обитель и приказали Дао-цзюну собираться в путь. Дао-цзюн испугался их ночному приходу. У него были сомнения, но он не посмел возражать. Он лишь закрыл глаза, и в то же мгновение непонятно как очутился на повозке. Вскоре они оставили позади здание управы, а затем миновали мост, нависающий над пропастью. Дао-цзюн увидел знатного господина в тюрбане и одежде простого покроя, расшитой письменами. Господин восседал на ложе под балдахином, напоминающим покрывало из цветов. Его свита исчислялась несколькими сотнями человек; все были в желтом одеянии. Они увидели Дао-цзюна и удивились:
— Праведник, идущий по пути мудрости-праджня! Твоя отточенная мысль проникает в далекие пределы. А тебе все еще невдомек, где ты находишься! Зачем ты пришел сюда?!
Дао-цзюна с провожатыми отправили обратно. Они подошли к воротам обители, и провожатые исчезли. Ворота, как и прежде, были на запоре. Дао-цзюн долго стучался и кричал во весь голос. Монахи в обители переполошились и впустили его только после долгих расспросов. Осмотрели
Даос Ли Лань, повидавший ады
Ли Дань, по прозванию Ши-цзэ, был уроженцем округа Гуанлин. Безупречная сыновняя почтительность Ли Даня была общеизвестна: его имя было в большой чести в деревне. В четырнадцатый день первого месяца третьего года под девизом правления Великая радость (426) он вдруг заболел и скончался. Но тело еще не остыло, а через семь дней он ожил: глотнул рисового отвара, проспал ночь и пришел в себя.
Он рассказал, что посыльный с именным верительным стягом подошел к изголовью и известил его:
— Мой господин требует Вас к себе!
Дань сейчас же пошел вслед за ним. Они направились прямо на север, шли по очень гладкой и чистой дороге и наконец прибыли в город с дворцами такими высокими и великолепными, как дворец правящего ныне императора. Перед тем как расстаться с Данем, провожатый преподал ему Учение, поблагодарил за труды и пригласил войти. Дань вошел в большое присутствие и увидел там три десятка сидящих в ряд мужей в легкой одежде и черных тюрбанах. С восточной стороны, облокотясь о столик, сидел господин в халате, а по сторонам от него стояли более сотни телохранителей. Господин взглянул на Даня и обратился к заседавшим:
— Пусть ему покажут ад. В миру должны знать об этом!
Внимая его словам, Дань поднял голову и огляделся. Все виденное им дотоле исчезло и превратилось в земной ад. Взору Даня предстали толпы грешников; они принимали воздаяние за грехи, стонали и мучались так, что вынести это зрелище не было мочи. Затем появился глашатай и известил:
— Мой господин верит в Вас и разрешает вернуться! Мы с Вами непременно еще раз встретимся.
Только он это сказал, как Дань вернулся к жизни.
По пришествии первого месяца шестого года Дань снова умер. Через семь дней он ожил и рассказал обо всем, что с ним произошло. А произошло с ним приблизительно то же, что и в прошлый раз, да еще там были узники ада, поручившие Даню передать родным, чтобы они творили благие дела ради тех, кто при жизни совершал преступления. Они назвали свои имена и прозвания, имена своих родных, знакомых и односельчан. По их описаниям Даню удалось всех разыскать. Он поведал им также:
— В год под циклическим знаком цзя-шэнь (444) будет свирепствовать проказа. Погибнут все порочные люди. Последователи Будды! Соблюдайте восемь обетов и вершите добрые дела! Так вы обретете спасение!
Дань принадлежал к даосскому роду, происходил из семьи Возливающих вино, однако и прежде желал расстаться с талисманами-реестрами[139] и отстраниться от руководства даосским людом. После второго происшествия он обратился в буддийскую веру и принял восемь обетов.
Предсмертное слово Чжан Сянь-чжи
В один из дней четвертого года под девизом правления Великая радость (427) помощник первого министра Чжан Сянь-чжи в составе императорской свиты совершил выезд к родовым погребениям правящей династии. Вечером по возвращении в столицу Сянь-чжи вдруг скончался. Его предсмертные слова были такими: