Предания старины глубокой

Шурпаева Миясат

В темнице хан не кормил заключенных, они питались только тем, что кто-нибудь принесет. Но и это доходило до них лишь после того, как сторожа съедят самое лучшее. Мать Макил Мамма, Ата, каждый день носила сыну еду, собирала, что могла, ведь она была тоже бедной женщиной, которая растила своего единственного сына без мужа, без посторонней помощи. Мамма в темнице, брошенный в глубокую яму, где не было ни света, ни воздуха, часто болел. Однажды надзиратели заметили, что Мамма роет подкоп. Мать его, между тем, стала просить всех влиятельных людей Кумуха заступиться за сына. Но если к Агалару приходил человек, который собирался просить за Макил Мамму, он тут же его прерывал: “Если тебя послала Ата, то оставь даже мысль о том, чтобы говорить

со мной!” Единственным человеком, к которому когда-нибудь прислушивался хан, был Осман-Кади. Но с тех пор, как его сына убил Агалар, Осман-кади не разговаривал с ним и не появлялся возле его дворца. Хан же всячески пытался восстановить добрые отношения с ним, но Осман-кади не был склонен простить его. И поэтому Ата никак не осмеливалась обратиться к нему. Но так велика была ее печаль и у нее другого выхода не было.

Однажды, когда Ата услышала, что ее сын очень болен и ничего не ест несколько дней, она всю ночь не спала и бродила в отчаянии по улицам Кумуха. Десятки раз она подходила к дому Османа-Кади и возвращалась назад, потому что была глубокая ночь и все спали. Когда рассвело, Ата остановилась недалеко от кадиевых ворот и стала следить, не выйдет ли кто-нибудь. Жители отворяли свои ворота, выходили на улицу, но кадиевы ворота никто не открыл и никто туда не вошел. Ата подождала немного, затем решилась и быстро подошла к воротам. Они оказались не запертыми. Ата открыла ворота и вошла во двор. Она с заплаканными глазами и отекшим лицом выглядела очень жалко. Жена Османа-кади возилась во дворе с пшеницей. Ата подошла к женщине, поздоровалась с ней и спросила, дома ли Осман-кади.

– Заходи, заходи, мученица бедная, иди к нему, дома он, – сказала жена Османа-кади и кивком головы показала на комнату, где находился муж. Ата очень осторожно, неуверенно открыла двери и, переступая порог комнаты, сказав “бисмиллах”, прочитала молитву. Осман-кади, который лежал на топчане, спиной к двери, тут же поднялся и поздоровался с ней. Ата стояла в нерешительности, не зная, с чего начать.

– Знаю, знаю, Ата, о чем ты хочешь просить, сделаю все, что в моих силах, – сказал Осман-кади, перебирая четки.

Ата так и не смогла вымолвить ни слова, расплакалась и вышла из комнаты, вытирая лицо концом головного платка. Следом за ней вышел и Осман-кади с костылем в руке.

Через некоторое время нукеры Агалар-хана заметили. Османа-кади, направляющегося к ханскому дворцу, и немедленно сообщили хану. Агалар, который никогда ни на что не реагировал, никого не боялся, услышав такое сообщение, невольно бросился к окну, посмотрел растерянно в окно, затем подбежал к своему месту, где обычно сидя. принимал людей, но не решился сесть. Он бросился к другому окну, выходящему во двор, и увидел Османа-кади, медленно идущего по двору к лестнице, ведущей в дом. Нукер, стоящий в коридоре, сообщил хану, что Осман-кади своим костылем открыл двери ханской комнаты, Агалар вскочил и бросился ему навстречу с протянутыми руками. Осман-кади не подал ему руки и, стоя там же у порога, отвернулся от него.

– Здравствуй, Осман-кади, какими судьбами ко мне? Давай, заходи, садись, – говорил хан в полной растерянности. Но Осман-кади перебил его:

– Я к тебе не в гости пришел и не сидеть с тобой!

– Знаю, знаю, что тебя послала Ата. Многих влиятельных людей она посылала ко мне, но я ни к чьей просьбе не прислушивался, тебя же послушаюсь, – сказал Агалар взволнованным голосом.

Осман-кади ни слова ему не сказал и ушел, даже не повернувшись к нему лицом. Агалар позвал нукеров и приказал вызволить из темницы Макил Мамму. Нукеры подбежали к яме и спустили лестницу, чтобы узника поднять наверх. Но тот был связан и обессилен. Пришлось одному спуститься в яму и помочь ему подняться наверх. Услышав о приказе хана, к дворцу подбежали люди, но нукеры никого не впустили во двор, кроме одной Аты.

Выпущенный из тюрьмы Мамма был очень бледен и слаб и не мог

стоять. Одной рукой он держался за стену, ладонью другой закрывал глаза от яркого света. Ата подбежала к сыну, поддержала его, обняла за талию, и они медленно пошли ко двору. Когда подошли к воротам, к ним подбежал смотритель тюрьмы Ругу и протянул руку. От испуга за Мамму Ата забыла, что с каждого выпущенного из тюрьмы заключенного смотрители берут плату. Она носила деньги каждый день, не смея их израсходовать, но тут забыла о них. Она быстро сунула руку за пазуху и протянула деньги Ругу.

В это же время Осман-кади медленно шел домой и люди с почестями воздавали ему благодарность, произносили молитвы и добрые пожелания.

А он шел молча с опущенной головой.

Патимат – дочь Мусибутты

У кумухского уздена Мусибутты было семь дочерей, одна другой краше, одна другой моложе. Самой старшей из них Патимат исполнилось шестнадцать лет.

Мусибутта не разрешал дочерям выходить на улицу днем, чтобы Агалар-хан или его нукеры не увидели их, так как Агалар не пропускал ни одну из красивых девушек села. Даже если девочкам надо было идти куда-нибудь, Мусибутта заставлял их запачкать лица сажей и одеться в старье. Как-то Агалар услышал о красоте этих девушек, захотел посмотреть на них и отправился туда, где Мусибутта молотил зерно. Но вернувшись оттуда, Агалар сказал своим нукерам: “Я то думал, люди всерьез называют дочерей Мусибутты красавицами, а оказывается люди насмехались. Они же настоящие серые кошки, как можно на них смотреть без отвращения?”

Сын Агалар-хана Джофар-хан был женат на девушке из Эрпели. Молодая жена жила в Кумухе, а молодой муж учился в Петербурге. Однажды летом Джофар приехал домой и как-то в окружении нукеров смотрел в бинокль с Бургай-калы, что возвышается над селением. На одном из балконов Джофар заметил двух девушек, необычайной красоты… Они вышивали и весело беседовали. Джофар не мог оторвать от глаз бинокль, и все смотрел на этот балкон. В это время на балкон к девушкам стал подниматься какой-то старик. Как только он с лестницы ступил на балкон, девушка постарше встала ему навстречу, подала стул и, налив в пиалу из кувшина айран, поднесла ему. Старик выпил айран, девушка бережно взяла из его рук пиалу и отложила в сторону. Та же девушка вытащила откуда-то блестящий, как зеркало, медный самовар и стала’ возиться с ним. В то время в Кумухе многие кипятили чай в самоварах, которые топились древесным углем.

Когда девушка возилась с самоваром, с ее головы сполз волосник. Она одной рукой бросала в самовар уголь, а другой – отбрасывала назад спадающие с плеч длинные косы. Джофара очень поразило лицо девушки, удивила и восхитила ее красота, ее поведение. Он отдал бинокль своим нукерам и велел посмотреть на эту девушку и сказать, кто она, чей этот дом. Нукеры посмотрели по очереди каждый, но никто не смог сказать, кто эта девушка.

Вернувшись с Бургай-кала домой, Джофар-хан спросил у отца, какой был смысл брать ему в жены девушку из Эрпели, если у них в Кумухе есть свои прекрасные девушки. Агалар ответил, что в Кумухе нет девушки, достойной их положения и богатства, потому и взяли ему в жены девушку из Эрпели, ханского происхождения. Затем отец добавил: “Если тебе приглянулась какая-то девушка из Кумуха, это тоже в нашей власти…”

Агалар спросил сына, в каком магале, в чьем доме он увидел приглянувшуюся ему девушку. Джофар ответил, что дом этот находится в нижнем магале, но этот дом он не знает.

– В нижнем магале есть четыре девушки у Гаджи-Гусейна, три дочери у Калиевых, пять дочерей у Ахмадибутты и семь дочерей у Мусибутты. Но ни одна из этих девушек не обладает той красотой, о которой говоришь ты, и ни одна их этих семей не принадлежит к знатному происхождению, – сказал Агалар-хан.

Джофар отправил нукера в тот дом, который сам увидел, чтобы узнать, чей это дом и кто эта девушка.