Предания старины глубокой
Шрифт:
– Я больше не взяла с собой денег… – сказала я. Тогда отец вытащил из кармана двадцать рублей и протянул мне. Так мне пришлось краснеть в тот день перед сотрудниками отца.
Вечером, когда отец вернулся домой, я хотела сделать ему замечание, он был более сердит на меня, чем я на него:
– Как ты, моя дочь, не понимаешь, что из-за двадцати рублей я не стану позориться перед людьми. Ведь если один не скажет, то второй скажет, вот, мол, Нажмудтин своим родственникам отпускает мёд по льготной цене. Завоевать авторитет и уважение гораздо труднее, чем его терять. Никакими хитростями народ не проймешь, хитрость, и обман белыми
Когда убринский колхоз слили с кумухским, Нажмутдину пришлось оказать немалую помощь и поддержку убринским колхозникам, которые не были виновны в развале своего хозяйства. Рассказывают, как-то Нажмутдин стоял во дворе правления колхоза с несколькими сотрудниками и в это время подошла к ним незнакомая пожилая женщина:
– Сыновья, не скажите ли вы, как мне найти председателя Нажмудтина? – обратилась женщина к ним.
– Мамаша, вам только Нажмудтин нужен, может, и мы сможем вам помочь? – пошутил сам Нажмудтин.
– Не знаю, валлах, мне посоветовали обратиться к Нажмудтину, но если и вы сможете помочь…
– Говорите, говорите, что у вас? – спросил опять Нажмудтин.
– Валлах, сын мой, я всю жизнь работаю в убринском колхозе. У меня в хозяйстве одна корова и одна тёлка. В этом году я не смогла запастись кормами: у меня ноги болят. Продать корову и телку тоже не хочу, хоть сын, который живет с семьей в городе, настаивает, чтобы я продала всё и переехала к ним в город. Если бы колхоз согласился взять к себе мою корову и тёлку на зиму, до весны, пусть и молоко себе оставляют, я еще и заплачу, тогда, погостив зиму у сына, я вернусь домой со спокойной душой.
– Если ты всю жизнь проработала в колхозе, колхоз пойдет тебе навстречу. Если твоему скоту корма нужны, мы можем выделить тебе корма, если тебе самой нужно что-нибудь, тоже можем помочь.
– Да откроется тебе все четыре стороны и все семь дорог на этом свете, сын мой, ведь если будет корм для скота, я никуда и не уеду. У меня всё есть, слава богу, сын не оставляет меня без внимания и заботы, да вот только в город уехать никак мне не хочется.
– Не уезжай, разве можно разрушать свой очаг? Мы тебе поможем.
Затем Нажмудтин спросил у женщины фамилию, имя и сказал, чтобы она спокойно шла домой, а их бригадиру будет сказано, чтоб помог с кормами.
Уходя, женщина спросила:
– Сын мой, а как передать бригадиру твой наказ, как тебя зовут?
– Меня зовут Нажмудтин. Так и передай бригадиру, как я сказал.
Женщина смутилась, покраснела от удивления, затем подошла к отцу, взяла его руку, поцеловала и ушла.
А другая убринка, которая пришла в правление кумухского колхоза, попросила выдать ей аванс в сумме двухсот рублей, чтобы проводить в армию сына, говорят, была не мало удивлена тем, что ей выдали шестьсот рублей, которые были начислены за полгода, ибо у неё за полгода работы в колхозе оказалось начисление более шестисот рублей:
– Ваппабай, я же оказывается теперь в рай попала! Надо же, за шесть лет работы в убринском колхозе шесть рублей не получала, а тут за шесть месяцев – шестьсот! – никак не могла нарадоваться горянка.
Так постепенно, исподволь он завоёвывал уважение, доверие и любовь каждого колхозника. Говорят, когда кто-нибудь в колхозе поступал неправильно, другие его упрекали: “Как же ты после этого посмотришь в глаза Нажмудтину?”
Но
– Ферма же не булыжник, чтобы так легко переставить с одного места на другое. Мы очень много сил приложили и денег потратили, чтобы построить её. Неужели нельзя дорогу протянуть чуть в стороне?
– Нет, нельзя. Надо строить по проекту. Чего ты боишься, ведь у вашего колхоза есть возможность еще десять таких ферм построить?
– Не думаете ли вы, что эту возможность через небесное окошко Бог нам с неба свалил? Если бы мы, как нередко у нас бывает, сегодня строили, а завтра ломали, не умея ценить и беречь каждую копейку, вряд ли наш колхоз имел бы сегодня такую возможность. Так что ни один колхозник не даст согласия ломать ферму, и вам надо изменить проект. Я думаю, что инженер, предложивший вам проект, был родственником Николая второго.
– О каком Николае ты говоришь, не думай, что мы с тобой шутки шутим?
– И я не шучу. Разве вы не знаете историю прокладки железной, дороги из Петербурга в Москву?
Говорят, царь Николай второй, показывая, как нужно строить эту дорогу, положил линейку на карту местности и провел карандашом. Оказывается, в одном месте палец царя выступал за линейку, и линия скривилась. А те же, кто строил дорогу, хотя была возможность проложить её прямо на этом месте, скривили, ибо царь так начертил. Эта история превратилась в притчу. Как бы строительство и вашей дороги не превратилось в притчу для наших детей и внуков. Надо бы подумать и об этом.
После этой беседы, районное руководство не изменило своё решение. Нажмудтин собрал общее собрание колхозников, и все единогласно выступили против сноса фермы, и руководству пришлось сдаться.
А вот еще история с собственностью колхоза: пригласил Нажмудтин на прикутанные хозяйства бригаду строителей, чтобы построить хлева для скота. Строители построили хлева, но потребовали сумму, превышающую заранее обговорённую. Нажмудтин пригласил ревизоров и потребовал сделать расчёт. Оказалось, строители требовали на 22 тысячи рублей больше положенного. Затем товарищ, который прислал колхозу эту бригаду строителей, упрекал Нажмудтина:
– Разве эти деньги ты из своего собственного кармана платил? Раз эти строители бросили другие объекты и пришли к тебе работать, можно было заплатить требуемую сумму.
– Вот это хабар! Это же не рубль и не десять, двадцать две тысячи бросить на ветер! У нас есть поговорка: “Отцовское наследство даже волк бережет”. Почему мы не должны беречь наше, собственное. Это во-первых, а во-вторых, эти строители наносят вред нашему обществу, так как могут в любое время бросить начатую работу и идти туда, где больше заплатят. А виновны вы. Разве можно так портить мастеров?