Преданная. Невеста

Акулова Мария

— Если тебе интересно, будет ли там Кристина — да. — Слава произносит без иронии. Серьезно. Я сглатываю сухость. Это я и сама понимаю. Переживаю, конечно, в первую очередь именно поэтому. — В чем она будет, к сожалению, не уточнял.

— Слав… — Качаю головой. Он улыбается, тянется ко мне и целует, не боясь запачкаться тинтом.

Оторвавшись, берет в плен глаз. Источает не иронию и не недовольство, а уверенность. Возможно, даже наглость. Я впитываю исходящие от него волны иссохшейся губкой. Сколько

бы времени ни прошло, он всегда мой кумир.

Слова тоже впитываю:

— Если решила что-то делать, Юль, делай и не жалей. Ничто не тормозит сильнее, чем сомнения и страхи.

Слава замолкает, но зрительный контакт не рвет. Дает время осмыслить. Подается ближе. Тише добавляет:

— Я тебя люблю.

— И я тебя.

У нас нет времени сомневаться и менять решения. Мы целуемся коротко.

Я стираю с губ Славы несуществующий след. Вкладываю свою ладонь в его руку и даю себя вести. Улыбаюсь, слыша тихое:

— Но хочется, конечно, ремнем отходить по жопе…

***

По дороге в загородный дом Власовых мы попадаем в пробку.

Едем на машине Славы без водителя.

Я рада этому. Без посторонних ушей чуть дольше чувствую себя безопасно, хоть и все равно волнуюсь. Предстоящий вечер рисуется в голове попеременно то очередным провалом, то феерическим бенефисом.

Понятно, что в итоге будет что-то среднее, но пока на меня накатывает вспышками.

Время подгоняет. Ладони немного потеют. Я то и дело направляю воздух обдува то на шею, то в лицо, то кручу на минимум.

Забавляю Тарнавского своей суетой. Он бросает искристые взгляды и усмехается.

Уверена: немного злорадствует. Молчит о том, что я могла бы не соглашаться.

Я знаю. Но уже поздно. В частности, поздно жалеть.

— Если что, я не запомнила, чем вилка для рыбы отличается от обычной столовой.

В ответ на мое признание в «ужасном» Слава выражает удивление, приподнимая брови.

Ауди медленно катится за каким-то хетчбеком в тянучке.

— Ты думаешь, я знаю что-то о рыбных и столовых вилках? — Он пытается меня успокоить, но я ему не верю. Лжец. — Тем более рыбу, птицу и девицу берут руками. Я планирую взять все.

Подмигивает, улыбается широко, а потом и вообще смеется, слыша громкое:

— Слава!!!

Сажусь ровнее и обращаюсь громче:

— Не издевайся! Я делюсь с тобой своими страхами!

Тарнавский пытается вернуть лицу серьезное выражение, а у меня рука чешется профилактически заехать по плечу.

— Так ты пей, Юль. С бокалами проблем нет.

— Вот дурак… — Качаю головой. Плюхаюсь обратно глубже в кресло. Кладу руку на дверную ручку и требую: — Открой.

Конечно, не чтобы послушался.

А он и не собирается. Его рука ложится на мое колено. Слава гладит. Я успокаиваюсь.

Смотрю

на него снова. Вижу, что он ждет.

— У вилки для рыбы три зубца, Юля. Если четыре — она шире столовой и зубцы короче. Как выглядит столовая ты знаешь без меня. А вообще всем похуй. Я ем одной.

Хочу сказать ему «спасибо», но не успеваю. Мой телефон загорается, лежа в выемке на консоли. Тянется за ним Слава. Ему ближе. Поворачивает ко мне лицом. Уведомление в телеграме преображается в текст сообщения от Руслана Смолина.

Я кривлюсь.

«Ну что там?»

Дальше на мой экран смотрит уже Тарнавский.

Я моментально улавливаю смену настроения. Вместо игривости и пусть отчасти напускной (для меня), но расслабленности — сжатые челюсти.

Я боюсь того, как сильно Слава его ненавидит.

Паузу в общении со Смолиным объяснить мне было более чем легко. «А как вы себе это представляете? Мы с Тарнавским были вместе 24/7. Я не могла отвлекаться. Зато привезла много нового. И интересного. Да и сами видите — может коммуницирую я не на сто, но исполняю отменно».

Смолин объяснение «съел».

Слава запретил мне соглашаться на встречи на точке. Отныне — только переписка, Максимум звонки. Смолину я объяснила это тем, что мои отлучки могут вызвать подозрения (я же почти живу у судьи).

Насколько этим нововведением недоволен Лизин отец — не знаю. Но я с каждым днем приобретаю все больший вес для обеих сторон. И с моими пожеланиями приходится обеим считаться.

Слежу, как судья с моего телефона большим пальцем настукивает в строке сообщения «Иди нахуй». Уши загораются.

Отбираю мобильный и, качая головой, перепечатываю: «В дороге. Напишу, когда будет время». Отправляю, мьючу диалог и блокирую телефон.

Оставляю его на коленях. Прикрываю глаза и снова стараюсь расслабиться.

Бояться нечего, Слава прав.

И у меня даже получается, но когда Ауди, пройдя мучительную тянучку, молнией проносится по трассе и замедляется рядом с высокими воротами без преувеличения роскошного то ли еще дома, то ли уже особняка, сердце бьется быстро-быстро.

***

Внутри дом выглядит не менее роскошно, чем снаружи. Высоченные потолки. Светлые стены и прошитый множеством разрядов-паутин молочный мраморный пол. Идеальная чистота и позолоченная роскошь в сочетании с бесконечным количеством хрусталя, натурального камня и зеркал.

Мы со Славой опаздываем, но это не ставят нам в вину. Не журят. Не выражают недовольства.

Я во второй раз в жизни вижу Аркадия Власова, когда он в сопровождении, скорее всего, какого-то служащего выходит встречать нас в холл.