Преданная. Невеста
Шрифт:
Все не так радужно, как ты хочешь мне показать, ваша ебаная честь. Я вам нужна. Я это знаю.
Раз. Два. Три. Юля, давай. Три. Два. Раз…
– Ты сказал, что я могу не продолжать…
Меня сразу же сносит. Я читаю по глазам запрет продолжать. Лицо мужчины остается таким же, но мелочи – слишком красноречивы. Закаменевшие скулы. Миллион иголок во взгляде.
И все мне. Я напарываюсь на каждую, делая условный шаг по задуманному маршруту.
–
– Я не так сказал, Юля, – его голос звучит ниже обычного и глуше. Меня продолжает сносить. Я по уши в своем страхе. И единственное, чего мне хочется – это отступить. Но нельзя. – Я сказал, что я тебя вывожу.
– Это не так важно, Слав. Я готова...
– Ты сейчас шутишь? – Он не дослушивает. Задав вопрос, напряженно ждет. После паузы сам же себе отвечает: – Нет. Не шутишь. – Тишина трещит его разочарованием во мне. Сложно выносить. Он берет себя в руки и рубит: – Это не обсуждается, Юля.
Возмущение заставляет несколько раз хлопнуть немыми губами. У меня даже дыхание учащается.
– Вопрос закрыт. – Он давит меня безжалостно. Я не знаю, откуда берется сопротивление.
Хочет встать, но я не даю. Ни руки свои снять. Ни уйти.
– Слава, нет. Не закрыт. Я не дура. Понимаю, что это не так просто, как ты подаешь. Тебе не наяривали бы день и ночь. Ты не проверял ли, сплю ли я, чтобы говорить по телефону честно. Я не хочу быть твоим слабым местом. Я могу им не быть.
Он молчит, сильнее сжимая челюсти. Во взгляде по-прежнему отборный мат. Его молчание определенно не означает, что я могу продолжать. Мне лучше заткнуться, но я не могу:
– Меня не пугает Смолин. Мне не сложно делать то, что я пообещала тебе делать. Ты воспринимаешь острее, чем…
– Юля, хватит. – Терпение лопается, но я упрямо мотаю головой. Нет. Не хватит.
– Единственное, за что я боюсь – это за нас. Я дала слабину, это правда. Я чуть не разрушила наши с тобой отношения. Но это не связано со Смолиным. Это были мои личные сомнения. Моя неуверенность. Сейчас всё иначе. А его я не боялась никогда.
Закончив, вижу, что Слава закрывает глаза. От наполненного энтузиазмом судьи в отпуске нет и следа. Он собран. Он зол. Он… Честен.
Размыкает веки. Глаза черные-черные. Склоняется ближе. Сжимает мое лицо ладонями и не дает отвернуться.
Я своими прошу прислушаться. Очень-очень прошу. Молю даже.
– Я повторю еще раз и больше мы к этой теме не возвращаемся. Хорошо, солнце? – Он понижает голос и покрывает его коркой спокойствия. Я не киваю. Да он и не ждет. – Нет, Юля. Я не разрешил тебе выйти. Я тебя вывел. Решение принято. И оно не обсуждается. Тема закрыта.
Качнувшись вперед, он впечатывается губами мне в лоб. Я жмурюсь. Силы мощной волной уходят из тела.
– У нас флайборды, Юль. Собирайся.
***
В ушах гудит из-за перенапряжения. Я курсирую по спальне, уперев руки в бока и дышу огнем.
Пар не идет разве что из тех самых ушей, а в голове нон-стопом прокручивается очередной наш со Славой спор на, местами, повышенных тонах.
Он еще вчера закрыл вопрос. Тему. Мне рот.
Но это не помогло.
Я продолжаю возвращаться к своему.
Чтобы немного выдохнуть и, скорее всего, не наговорить лишнего, Тарнавский ушел в душ. И я уверена: он надеется вернуться и увидеть, что я наконец-то уяснила.
У нас продолжается марафон интертеймента, в котором совершенно нет места разговорам о важном, серьезном, опасном.
Но завтра – самолет домой. И я понимаю, что не смогу ступить ногой на родную землю и сделать вид, что все пучком.
Нет. Ни черта. Всё плохо. Страшно. Он во мне нуждается не меньше, чем раньше.
Слышу, как в душевой с грохотом на пол летит что-то тяжелой. Дальше приглушенное из-за шума воды:
– Сука блять.
Я замираю.
Знаю, что он злится не на упавшую баночку.
Мурашки бегут от мысли, что может быть сам ее и бросил.
Он очень против моей инициативности.
Очень.
И я прекрасно понимаю его доводы. Сердце до сих пор сжимается, стоит вспомнить его «может я тоже хочу, чтобы Юля мне детей рожала?».
И я хочу, любимый. Я очень хочу!
Но как мы сможем идти к своим желаниям, если вокруг – кишащий акулами океан?
Я спрашивала это. Я приводила доводы. Все горохом о бетонную стену.
«Нет».
«Не обсуждается».
«Угомонись, Юль».
«Ты повторяешься».
«Спасибо, не надо».
Мне, блять, надо.
Снова начинает разрывать изнутри. Нет сил терпеть и ждать, пока он выйдет из ванной.
Я подхожу к двери и кладу пальцы на ручку.
Мне кажется, в голове родилось достаточно новых, свежих, сильных аргументов, чтобы продолжить «дискуссию». Стараюсь не думать, что все они разобьются о его категоричность.
Почти нажимаю, когда слышу осточертевшую вибрацию айфона Славы.
Он лежит на кресле и призывно светится. Я до кровавого привкуса во рту закусываю уголок губ.
Призывно.
В подобных мыслях даже себе признаваться нельзя, Юль. Нельзя-нельзя-нельзя.
Я повторяю про себя и отпускаю ручку. Разворачиваюсь. Подхожу к креслу.