Преданная. Невеста
Шрифт:
Мне идет этот цвет. Этот мужчина любит меня. Это со мной приходится считаться.
Я бесстрашно смотрю в ответ. Улыбаюсь и киваю.
И это ты еще задницу мою не видела.
В свои маленькие стыдные победы я записываю то, что первой взгляд отводит она, а не я.
Слава здоровается с людьми за столом куда раскованней, чем на мероприятии в честь юбилея футбольного клуба. Я делаю вывод, что здесь собрались действительно самые близкие.
По ходу вновь вспыхнувшей беседы разбираюсь, что среди присутствующих есть родственники,
И совершенно точно нет проблем с необходимостью разбираться в правильном применении вилок.
Глава 34
Глава 34
Юля
Я не испытываю сентимента к чужим детям, но Сафие Салманова – это правда что-то необыкновенное. Невероятной красоты девочка, чьей харизмы достаточно, чтобы сжимать в хрупкой ручке сердца незнакомых тетушек даже через экран мобильного ее матери.
Она ходит на крымскотатарские танцы, щебечет на трех языках и лет через пять выходит замуж за моего судью Тарнавского. Это если я не успею раньше, конечно.
– Это на праздновании Курбан-байрам. – Айлин отрывается от экрана и смотрит на меня. В ее глазах сразу светится и огромная гордость, и чуточку неловкость. Она крайне деликатный человек. И перегрузить меня своими детьми не хотела бы. Но я попросила сама. И ничуть не жалею. – Вы слышали когда-то про Курбан, Юля?
Я мотаю головой, не боясь показаться глупой.
Мы с Айлин сидим вдвоем за порядком опустевшим столом. Закуски и горячее с него давно убрали. Праздник, повод для которого по-прежнему вызывает у меня вопросы, перешел в куда более подвижную стадию.
Люди разбрелись по интересам. По комнате. Дому. Саду.
В столовой сейчас нет ни Славы, ни мужа Айлин, ни хозяев дома.
На диванчике напротив нас в изящной позе, но по-прежнему со «скисшим» лицом сидит Кристина Власова, но ее присутствие меня уже не триггерит.
Сидя за столом с гостями ее отца, я осознала вдруг, что даже пожалеть ее готова. Ее роль сложна. Уверена, никто не спрашивал, хочет ли она видеть меня в своем доме. Хочет ли видеть Славу. Хочет ли представлять отца во вроде как деловых отношениях с бывшим.
Только то, что ей в чем-то пусть по-другому, но сложно живется, все равно не оправдывает ее поведения. И не делает нас ближе.
Я стараюсь на нее не смотреть. А вот на Айлин – с радостью.
– Курбан? Нет. Извините.
Она улыбается и отмахивается. А на фоне из динамика ее телефона продолжает доноситься задорная восточная музыка.
– Нечего извиняться, вы и не должны знать. Курбан – это большой праздник для всех мусульман. Я же работаю в крымскотатарском центре. Мы стараемся организовать всегда так, чтобы взрослые могли встретиться, деткам тоже было интересно. Чтобы они привыкали к нашим традициям. Любили их. Сафик обожает выступать…
Когда Айлин говорит о своей работе и семье – ее переполняют эмоции. Я проникаюсь к ней все сильнее и сильнее. И, кажется, тоже получаю свое местечко в сердечке, совершенно искренним:
– Получается
Щеки Айлин розовеют. Упругие темные локоны щекочут мое плечо, когда она подается ближе, выходит в папку с смешнючим названием «Кызымки» и передает мне телефон.
Детки на выбранном случайным образом видео – правда очаровательные. Не одногодки, танцуют подчас в разнобой, но настолько мило, что невозможно не улыбаться.
Я пересматриваю видео за видео, отвлекшись только раз. Поднимаю взгляд и слежу, как допив свой ликер крупным глотком, Кристина встает с диванчика и показательно величественно выходит куда-то в холл.
Я соврала бы сказав, что первой в голову не приходит мысль, что она пойдет искать моего Славу. Но осаждаю себя. Напоминаю, что я взрослая, трезвомыслящая, а еще у нас с ним доверие.
– Айсель тоже танцует уже, – я возвращаю телефон Айлин. Она бросает вдогонку, покачивая головой. Я хочу отвлечься от мыслей о Крис и попросить показать и младшую дочь тоже, но не успеваю. Айлин слегка хмурится, а потом сжимает мою руку в своих и кладет на свои колени. – Я вам давно сказать хотела, Юля. Но вы как солнышко – то выйдете, то пропадете…
– Я просто… – Нам со Славой просто пока нельзя постоянно быть вместе. В открытую. Но я даже ей этого сказать не могу. Улыбаюсь.
– Я очень рада, что вы у него есть. И что вы находите решения проблем.
Она смотрит мне в глаза. Я немного теряюсь. Мне кажется, она знает больше, чем я думала. О нас. Обо мне. Даже о Славе.
– Я видела, что ему было плохо, – убеждает меня в том, что не кажется. В грудную клетку прилетает тупой удар. Мне до сих пор очень-очень больно вспоминать, к чему привела наша недосказанность. Я до сих пор чувствую вину.
Я хотела, чтобы ему было плохо. А теперь…
Айлин улыбается. Я в ответ не могу.
– Мужчины… Они не всегда нас понимают без слов. Да даже со словами не всегда. Но вы с ним говорите, Юль. Слава очень восприимчивый. – Айлин улыбается шире. Головой качает, что-то вспомнив. – Он сказал, что с платьем промахнулся. А я еще тогда поняла: милый, ты не с платьем… Ты в чем-то другом…
Во мне поднимается маленькая буря. Мне вдруг хочется с Айлин поделиться всем. Она вызывает безграничное доверие. Еле держусь.
Тоже улыбаюсь. Осознаю, что на глазах выступают слезы. Вдруг. Откуда?
Смаргиваю.
– Там не он промахнулся, Айлин. Но уже все хорошо.
– И платье отличное.
– Да. Платье отличное.
В столовую возвращается громкая Тамара Николаевна. Она, как оказалось во время ужина, искусствовед и заядлый коллекционер. Зовет всех смотреть на свою новую картину. Спорить с ней – не вариант. Не пойти – обидеть. А обижать мы с Айлин никого не хотим.
Только и особой любви к искусству я не испытываю. Разглядывая некоторые картины в маленькой, но наверняка дико дорогой по содержанию приватной коллекции Власовых, я ловлю себя на мысли, что висевшая в кабинете Тарнавского картина – далеко не верх уродства. Но… Может быть мы с судьей просто ни черта не смыслим в искусстве.