Преданья старины глубокой
Шрифт:
Ошибся, выходит, Марендя.
Пригляделся зоркий охотник, что там жрет змий – так чуть пимы не обмочил от лютой ненависти. Это ж его, Маренди, мясо, которое он все лето и осень в чуме запасал, к зиме готовился! Значит, не друг в чуме – не стал бы друг марендиным мясом поганого змия кормить.
Снял Марендя осторожно лыжи, улегся на снег, пополз к задней стороне чума. Там в одной шкуре худое место есть – в прошлый день прорвалось. Хотел Марендя залатать, но забыл. Хорошо, что забыл – подкрадется сейчас туда, посмотрит своим собственным глазом, что за злой
Так и сделал Марендя. Незаметно подкрался, змий его не заметил – жрет себе спокойно мясо, хвостом шевелит от удовольствия. И не холодно ему в такую стужу, раздетому? Вот Марендя – умный охотник, тепло оделся. Без теплой одежды быстро замерзнуть можно, а это плохо.
В чуме оказался не один незваный гость. И не два. Нет, целых три человека – Марендя специально пять раз пересчитал, чтоб не ошибиться, точно уверенным быть.
Хотя слово «человек» здесь не подходит. Совсем не подходит. Не люди это. Вот бородатые – люди, хоть и ненастоящие, а эти трое – совсем не люди. Они, наверное, из злых земель, где живут большие двуногие ящерицы, мохнатые люди-собаки, ходячие трупы и чудища-самоеды со ртом на макушке. Охотники народа хасова в те земли не ходят – страшно там очень и хорошей дичи нету.
Первый гость – страшный-престрашный старик. Тощий, как скелет рыбий, бородатый, кожа дурная, подгнившая, на плешине шапка дурацкая – из железа, с зубчиками. Холодно же должно быть в такой шапке!
Второй гость – страшный-престрашный старик. В белой шубе, босой, седобородый, лохматый, в одной руке палка тяжелая, в другой – плетка семихвостая. Аж посинел весь – мерзнет, видно.
Третий гость – страшный-престрашный старик. Будто куст оживший или коряга – зеленый весь, скрипит на ветру, глаза злым огнем горят, руки-сучья так и тянутся, схватить что-нибудь норовят.
Злые духи, точно. Даже очага не разожгли – так и сидят в темноте. Вход открыт, лунный свет в него малость пробивается – и довольно с них этого. Весь чум застудили – и дела нет, что хозяину потом заново все утеплять придется. Марендя невольно потянулся за топором, но раздумал – неумно будет одному на трех страшилищ нападать.
А ну как растерзают?..
Вместо этого охотник обратился в слух, с трудом разбирая незнакомую речь. А вдруг эти злые духи что нужное скажут? Правда, он застал разговор в самой середине, ну да это не страшно…
– …граница. Еще дальше мне нельзя, – угрюмо сказал старик в шубе. – Буду ждать здесь. Ты уж не ошибись, царь…
– Я постараюсь, – равнодушно ответил старик в железной шапке. – Не забудь – как уговорились. До поры не шелохнись, себя не выдай.
– А может, все же добром сговоримся? Куда б выгоднее вышло…
– Да, выгоднее. Но добром не получится. А эта зима – решающая. Ей придется стать такой лютой, каких еще не бывало.
– Неужто одного меня не хватит? – сжал рукоять плетки старик в шубе.
– Больше – не меньше. И для тебя у меня найдутся другие поручения.
– И все же…
– Ты сделаешь так, как я сказал. Такова моя воля, Карачун.
– Слушаю, –
– Возможно, ты не согласен? – холодно посмотрел на него старик в железной шапке.
– Я… я согласен, – выдавил из себя Карачун. – Твоя воля. Да. Это будет верно. Но я…
– Что?
– Я… я не знаю… Это… ладно, чего уж там… неважно…
Ледяной взгляд тощего старика словно пригвоздил Карачуна к земле – тот морщился, кривился, силясь что-то сказать, но всякий раз одумываясь.
– Кащеюшко, мы уж больше ждать не можем, – встрял старик-коряга. – До большой спячки всего два дни осталось – едва мне успеть последние дела доделать. До весны на нас не рассчитывай – на боковую заваливаемся…
– Разумеется, – безразлично ответил Кащей. – Что ваша братия решила на сходке?
– Да все Лесовик воду мутит… – злобно скрипнул зубами старый леший. – Мусаил тоже – ни нашим, ни вашим, ни да, ни нет, ни по грибы, ни по ягоды… Еще и середульнего Волховича на большую поляну привел, паскуда! Эх, поздно я его заметил, все уж разошлись… а то бы не быть Яромиру вживе! Полисун бы его в клочья разодрал!
– Опять этот оборотень? – повернул голову Кащей. – Забавно. Это начинает меня слегка беспокоить. Порой самая крохотная соломина может переломить спину тура, и будет очень неприятно, если так выйдет в нашем случае. Пусть этим оборотнем займутся.
– Да уж занялись, Кащеюшко, – угодливо осклабился Пущевик. – Я Жердяя отправил – так пока, предупредить волчару, чтоб затихнул… Думал по-хорошему дело окончить…
– И что?
– Похоже, не внял Волхович. Опять плетет что-то неладное. Жердяй седмицу назад передал, что во Владимире он сейчас – со свадебным поездом…
У Кащея дернулся палец. Совсем чуть-чуть, практически незаметно.
– Со свадебным поездом? – ледяным голосом промолвил он. – С каким еще свадебным поездом?
– Да это Глеб Берендеич сватов отправил – на Елене Всеволодовне жениться надумал… Тиборск с Владимиром породнятся, значит…
Кащей задумался. Костлявые пальцы сжались и вновь разжались, стискивая клок шкуры. Карачун с Пущевиком выжидающе смотрели на хозяина.
– Этого мне совсем не нужно, – наконец раскрыл рот бессмертный царь. – Союз меж Тиборском и Владимиром может излишне все осложнить. Чувствую, здесь уже старший Волхович копыто приложил – давно надо было его устранить. Ну что ж, он сделал свой ход – за мной ответный. Сваты еще не выехали из Владимира?
– Не должны, кажись… – с некоторой неуверенностью помотал головой Пущевик. – Жердяй сказал, княжья дочка какие-то загадки удумала – жениха, значит, испытать… Так что на сколько-то они там задержатся…
– Дочка? – холодно посмотрел на него Кащей. – При чем здесь дочка? Какое ей может быть дело до всего этого? Несомненно, это сам старый Всеволод изворачивается, пытается увильнуть от даденного слова. Что ж, это нам только на руку. Если свадебный поезд отправится обратно пустым – можете о нем забыть. Если же с невестой – пусть Жердяй позаботится, чтобы он не добрался до Тиборска.