Предатель Ты врал мне годами
Шрифт:
Глава 27. Я не буду это терпеть
Я не моргаю, окаменев под теплыми губами Богдана, который целует меня в шею.
— Не трогай меня...
— Ты моя жена.
Меня всю передергивает от его шепота, в котором я улавливаю хрипотцу возбуждения. Какое же он чудовище.
Неуклюже разворачиваюсь к Богдану.
— Ты отвратителен, — говорю я ему и взгляда не отвожу.
В его глазах пробегает темная тень.
Вспылит?
Накричит?
Опять
— Я знаю, — отвечает он, и от его честного ответа я теряюсь.
На несколько секунд в его взгляде нет насмешки, злости или агрессивного вызова.
Это те глаза, в которые я однажды влюбилась, но Богдан моргает, и мимолетная искренность исчезает.
Следом меня накрывает волна сильной тошноты. Я кидаюсь к раковине, и меня будто выворачивает наизнанку, но Богдана это не смущает.
Он прячет курицу в духовку и невозмутимо шинкует фиолетовую луковицу на тонкие кольца, которые затем отправляет в миску с салатом.
Что будет с моим отцом?
Если он действительно связан с появлением Доминики и науськал ее раскрыть всю правду о папуле, то Богдан его накажет.
Серьезно накажет, ведь он учился у своего отца, который за неосторожные слова может привести сильную и уважаемую семью к краху.
Папа рискнул и подставил под удар не только меня, но и внука в моем животе, поэтому вряд ли ему все спустят с рук и только пожурят за щечку, что так нельзя поступать с Абрамовыми.
— О чем задумалась?
И мне не об отце надо думать, а о себе. Я должна сейчас выйти из ситуации с наименьшими потерями.
— Ты же понимаешь, — смываю со стенок раковину ошметки своей рвоты, — я не смогу быть с тобой после всего этого...
Я говорю без агрессии и обиды.
Это удивительно. Сначала мне казалось, что я могу умереть от эмоционального взрыва, а теперь мой голос — спокоен и тверд.
Я понимаю, что выживу и что жизнь продолжается, а паника с истерикой — плохие товарищи в беседе с Богданом.
Они его раздражают и злят, а со злым Богданом я ничего не добьюсь.
— Богдан, — вздыхаю я, опершись руками о край раковины, — я согласна с тобой, что мы должны провести свадьбу дочери без скандалов. Она заслужила праздник, и я понимаю, что на него приглашены непростые люди... — закрываю глаза, — но...прежней жизни у нас не будет.
Богдан не перебивает меня.
Наверное, это хороший знак?
— Я предлагаю после свадьбы Светы тихо и мирно разойтись, — глотку все же схватывает болезненный спазм, и я не могу его сглотнуть. Голос становится сдавленным, — Богдан, иначе у нас ничего не выйдет.
— Напоминаю, Люба, — отзывается он сдержанно и отстраненно, — ты беременная...
Это угроза? Он намекает, что если мы не будем в браке, то он отберет у меня ребенка?
И ведь у него есть для этого все карты на руках.
Он настолько мерзавец?
Выдыхаю и прикусываю кончик языка, чтобы прогнать панику, которая
— Ты, конечно, можешь вынудить меня быть с тобой, — открываю глаза и смотрю на слив раковины, — угрозами и шантажом, но... какой тогда смысл? —оглядываюсь на Богдана, который срезает попки у огурцов. — Мы ведь все эти годы пусть и жили во лжи Богдан, но в нашей семье не было страха, ненависти и желания спастись от тебя.
Поднимает взгляд.
— Тебе же нужна рядом не затравленная женщина, которая боится тебя и того, что ты отнимешь у нее сына, чтобы наказать, — спазм в глотке словно набухает. —Если бы это было так, то ты бы давно уничтожил меня. Затравил, задавил, но ты этого не делал. Вот и не надо, Богдан.
Прищуривается, крепко стискивая рукоять ножа.
— Да, я жду третьего ребенка, — делаю медленный вдох, — и никто не отнимет твоего права быть отцом. Тихо и мирно, Богдан.
Щурится сильнее, и мне хочется спрятаться со слезами от его острого и изучающего взгляда под стол.
— Той семьи, которую ты оберегал, больше нет и не будет, — я с трудом выдерживаю его взгляд.
Кухня размывается в пятна из-за слез, — ты же должен это понимать. Ты никогда не был дураком.
Он молча откладывает нож и огурец на стол. На виске пульсирует венка, на щеках играют желваки, а взгляд темнее.
Страшный до тошноты.
Я думаю, что в таком состоянии мужики людей убивают, но Богдан выходит из кухни, бесшумно прикрыв за собой дверь.
И как это расценивать?
Хочу кинуться за ним с криками, что он должен отпустить меня, но я сдерживаю себя. Ему тоже надо подумать, понять, осознать и прийти к выводу, что мы переступили за грань, за которой больше нет доверия и любви.
Вздрагиваю, когда до меня долетает глухой звук удара по стене, а после рык. Мой муж на грани, и я сейчас должна затихнуть, чтобы он не отвлекался на меня с мыслей, что мы пришли к финишу нашей семьи.
На столе у миски с салатом коротко вибрирует телефон Богдана. Он его забыл.
Подскакиваю к столу, не осознавая своих действий, хватаю смартфон, на экране которого высветилось имя “Кристина” и принимаю звонок. Когда я прикладываю телефон к уху, на кухню возвращается Богдан, а в трубке слышу истеричный голос на грани рыданий:
— Она избила нашу дочь, Богдан! Я не буду это терпеть!
Глава 28. Да, я тебе кое-что скажу
я жду, что. Богдан кинется ко мне, вырвет телефон с раздраженным рыком и скажет, чтобы я затихла и следила за курицей, но я, видимо, плохо знаю своего мужа.
Он лишь вскидывает бровь и не собирается с дракой отнимать у меня свой телефон.
Смотрим мы сейчас друг на друга не как враги и не как любящие муж и жена.
Сейчас мы — незнакомцы, которые оценивают друг друга в очень сложной ситуации, и от наших выводов зависит то, кем мы станем.