Предатель. После развода
Шрифт:
— Возможно, — соглашаюсь я.
Диана смотрит в сторону, смеется и переводит на меня взгляд:
— Герман, я понимаю, она — яркая женщина, — перекидывает сучку на плечо. — Она — та самая женщина-беда, которая умеет всеми манипулировать. Она просто задурила тебе голову. Что она тебе такого сказала?
Вот уж точно, женщина-беда.
И ведь ей самой больно от того, что она не может определиться и что в ней из-за милой Дианы проснулась ревность, которая требует, чтобы я был один и
Да, она хочет, чтобы я был рядом, но из-за ее гордости и жирных тараканов в голове “рядом” трансформировалось в то, что я должен “бегать” за ней.
— Я ведь сегодня на ужине хотела с вами со всеми поделиться хорошей новостью, — Диана слабо улыбается, — но теперь понимаю, что она не очень хорошая.
В ожидании "хорошей" новости запахиваю пальто. Холодный ветер лижет голые щиколотки.
Диана лезет в сумку.
Что-то достает из нее и крепко стискивает в кулаке. Поджимает губы и приподнимает подбородок. Вот теперь она играет обиду.
И неплохо играет. Даже крылья носа вздрагивают.
— Я думаю, что тебе нужно время, — шепчет. — Ты явно запутался, и должен разобраться в себе.
А затем вручает мне использованные тесты на беременность. Встряхивает волосами:
— У меня задержка, Герман. Я беременна.
Глава 52. Ты влюбилась
Врываюсь в парфюмерную лавку мамы бледная и с дикими глазами. Над головой звенят колокольчики.
За стойкой замирает испуганная продавщица со стеклянным темным флаконом в пальцах. Меня обнимает туман густых запахов от жасмина до аромата свежей древесной смолы. Симпатичная блондиночка с маленьким курносым носом.
— Анфиса… Добрый день…
— Мама тут?
— Мама тут, — слышу родной любимый голос, и из темного коридора в конце зала выходит моя мама. Вскидывает бровь, а затем прищуривается. — Что такое? Ты разве не должна быть сейчас у Германа.
От упоминания имени бывшего мужа меня начинает аж трясти.
— Лесь, — мама обращается к продавщице, — а давай мы сегодня устроим короткий день, а? Иди домой.
— Ладно.
Леся кивает, прячет стеклянный флакончик под стойку и торопливо исчезает в прохаде в глубине зала.
— Мам… — всхлипываю я.
Мама подплывает ко мне и мягко обнимает, а я шепчу:
— Не надо…
— Что-то мне подсказывает, ты именно за этим и пришла, — прижимает к себе крепче.
— Я сейчас разревусь, — тяжело и с трудом сглатываю.
— Ну и ладно. Я тоже за компанию пореву, — тихо отвечает мама. — Вместе плакать веселее. Ну-ка, сдавливает меня крепче до испуганного покряхтывания, — обними мамочку.
Мимо пробегает на цыпочках Леся:
— Все, я убежала, — шепчет она, — до свидания.
— До свидания, —
Опять звенят колокольчики над входной дверью, и я обнимаю маму в ответ. Расслабляюсь и жалобно так всхлипываю:
— Мамаааа…
— Ты же моя хорошая, — поглаживает по затылку, а после отстраняется и обхватывает лицо, — я запру дверь, хорошо?
— Хорошо, — шмыгаю, как маленькая девочка, которую за косичку дернул злой мальчик.
Мама закрывает входную дверь на ключ, переворачивает табличку стороной “закрыто” на улицу и опускает жалюзи.
Я не планировала приходить к маме.
Оно само как-то вышло. Хотела домой сбежать, там закрыться и поплакать в одиночестве, но пришла к маме.
Герман меня сильно встряхнул, и я потерялась в своих желаниях, планах и мыслях.
— Пойдем, — мама подходим, приобнимает меня и ведет в коридорчик в глубине зала. — Я тебя чаю налью.
— Я не надолго…
— Конечно ненадолго, — мама не спорит. — Ты обычно так и прибегаешь. Ненадолго.
Слышу в ее голосе легкий сарказм, и я тяжело вздыхаю:
— Уела.
Через пять минут я сижу в маленькой кухне. Передо мной стоит кружка чая, а мама щебечет о том, какие ароматы она подготовит для международной выставки парфюмеров.
— Я могу так до вечера говорить и говорить о своей скромной персоне и о парфюме, — мама подносит фарфоровую чашечку с желтыми цветочками к губам и улыбается, — но я думаю, что ты сейчас должна меня заткнуть и рассказать, что у вас с Германом опять произошло.
— Лучше давай про выставку.
— Нет.
Поджимаю губы, отвожу взгляд и бубню под нос:
— Это жопа, мама.
— Да? — заинтересовано поднимает бровь. — А поподробнее.
— Мы поцеловались… — зажмуриваюсь и краснею до кончиков ушей.
Молчание на несколько секунд, и удивленный шепот:
— Господи…
— Не смейся, — в гневе смотрю на маму. — Так получилось! Понимаешь? Я… — мне тяжело дышать. — Я не думала… Не ожидала… А он просто взял и поцеловал…
Мама медленно моргает, отставляет чашку и подпирает лицо кулаком.
— Может, ты что-нибудь скажешь?
— Да я в шоке, Фиса, — тихо отвечает мама. — В шоке от того, что когда ты только начала встречаться с Германом, то ты ничего не говорила о нем. Не секретничала со мной о первом с ним поцелуе, о том, как вы признались друг другу в любви, а сейчас…
— Хочешь, сказать, что я дура?
— Нет, — мама хмурится. — Я не про это. Так-то все бабы — дуры в какой-то степени.
— Лучше бы я тебе не говорила, — отворачиваюсь и поджимаю губы. Все еще красная от смущения. — Забудь.