Предатель
Шрифт:
Трое беззвучно засмеялись, вспомнив первую сделку Иаакова: тогда его надули земляки, он успел перепродать товар такому же зеленому дурню, и вернул вложенное.
С тех пор Иааков объездил сушей и обошел водой почти все внутреннее море империи, плавал в Эвксинский понт. Бывал в Риме и добрался до Галлии. Повидал всякое, ничему не удивлялся и понял, что деньги – это власть, уважение, свобода. Для денег нет сословий, племени и веры: даже боги любят богатство. Стань счастливым, и все, кто рядом, получат толику от твоих щедрот. В пророков Иааков
Люди Таргака дважды нетерпеливо заглядывали в таверну: они ждали оплаты, чтобы скорее промочить горло вином. Таргак допил и ушел, не прощаясь. Братья молча доели баранину, велели хозяину подсыпать овса лошадям и по закопченной лестнице отправились в свою конуру выспаться перед дорогой.
В таверне зажгли светильники. В вечернем сумраке по длинному коридору плавал кухонный чад.
…На второй день двое на конях приехали в Капернаум. По слухам, «проповедник» ходил в этих землях. Все придорожные ливаны заняли паломники – негде было приткнуться. Верблюды и ослы теснились у поилок. Люди сновали по двору, или, в пыли усевшись в кружок, толковали про «мессию».
Не найдя места, братья отправились в центр города в богатую таверну.
Здесь на втором этаже нашлась комната с кроватью на двоих. Расседлали лошадей. Иехуда кинул себе подстилку на пол и за Иааковом спустился вниз.
У выхода плешивый хозяин с двойным подбородком, в засаленной шапочке и переднике точил тесак о камень и поглядывал на улицу.
– Куда все бегут? – спросил Иааков.
– Слушать великого учителя. Вы разве не за тем приехали? – покосился хозяин на двоих. – В прошлый раз он вылечил сына городского старшины. Царедворца Антипы. А теперь, говорят, воскрешает из мертвых, – в голосе правоверного зазвучала ирония.
– А волосы на плешь он не наращивает? – съязвил Иехуда.
– Нет. Мозги наращивает!
Иааков хмыкнул и оба отправились за людьми.
Узкая улочка вывела на площадь перед синагогой. Толпа возбужденно гудела и колыхалась. Люди давились у входа в молитвенный дом и гроздьями висели на деревьях. Иаакова и Иехуду теснили со всех сторон. Вперед лезли увечные. Их провожали тычками.
Вокруг с радостной тревогой раздавалось: «Равви – «тут!» «Мессия!» Один, в красном головном платке, зацокал языком и, понизив голос, рассказывал, будто учитель якшается с мытарями и оборванцами, и живет с гулящей. Его пристыдили: она вдова.
– Равви учит, будто женившись на вдове, прелюбодействуешь! – возразил рассказчик.
– Он говорит о разведенных…
– Фарисеи и книжники ненавидят равви за правду и оговаривают его. Ты б, мил человек, шел отсюда, пока цел, чем повторять мерзкое перед Господом! – угрожающе проговорил бородатый здоровяк с разноцветными радужками глаз.
Человек в красном платке опасливо протиснулся в толпу.
– Кифа! – Иааков схватил здоровяка за рукав халата. Гигант настороженно посмотрел на Иаакова. – Я брат маленького равви! Помнишь в детстве,
– А-а, – неуверенно протянул мужчина, и обежал глазами близстоящих. На двоих не обращали внимания, – храни тебя Господь…
На задних зашикали и толпа притихла. Передние передавали, что говорил учитель в синагоге. Слов было не разобрать, но люди тянули шеи и благоговейно внимали.
Солнце перевалило зенит. Выкрики от синагоги перекатывались эхом по площади. Иааков ощутил внутреннюю дрожь и огляделся. Люди напряженно слушали. От умиления у старичка рядом текли слезы. Старуха с трясущейся головой и бельмом, подставив сухую ладонь к уху, старалась разобрать хоть слово и не смела переспросить.
Иааков встретился взглядом с Кифой. Тот приставил палец к губам.
Тут, словно по воде пошли круги – толпа зашевелилась. Кто-то сказал, что равви вышел из синагоги. Люди тянули шеи и теснили передних. Послышалось: «Яви чудо!»
Затем толпа охнула и взвыла то ли от восторга, то ли от разочарования. «Что там?» – напирали задние, тщетно стараясь разглядеть. Одни говорили, будто прозрел слепой. Вторые – хромой бросил клюку. Третьи – поднялся расслабленный. Другие – ничего не произошло.
Толпа качнулась: десяток добровольцев освободили узкий проход. Но кто шел по проходу? – Иааков за головами не видел.
Он потерял Иехуду из вида и схватил Кифу за локоть.
– Кто он, что его так любят? – крикнул Иаков.
– Ты хочешь знать? Иди за мной, – сказал Кифа, и, не оборачиваясь, на полголовы возвышаясь над толпой, зашагал с площади. Иааков не отставал.
– Вы похожи, как в детстве. Ка б не горбатый нос и бритый рот, – гигант ухмыльнулся.
Иааков ничего не понял. Но догадался, что спрашивать не надо.
По сторонам мощеной дороги высились каменные зажиточные дома. Впереди шла толпа. Кифа остановился у трехэтажного особняка старшины города, на латинский манер с колонами и мраморными истуканами на тумбах. Улицу запрудил народ. Вход в особняк охраняли два стражника с копьями.
– Подожди, – бросил Кифа, протиснулся через людей и вошел в ворота.
За приоткрытой резной калиткой Иааков увидел человека со спины и услышал его раздраженное: «Кто брат мой? Вот братья мои! Ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот мне брат, и сестра, и матерь». Слова показались Иаакову заученными, словно их произносили не раз. Затем на улицу выглянул Кифа, нашел Иаакова глазами и приказал слугам:
– Пропустите его!
Через мощеный белым камнем двор с фонтаном гигант провел Иаакова в дом. В небольшом зале с атрием люди укладывались на лежаки вокруг стола. Слуги подносили еду на серебряных блюдах. Кто-то позвал Кифу обедать. Тот не ответил.
В соседней комнате Иааков увидел женщину лет сорока пяти в черном. С ней – другую, красавицу лет тридцати с матовой кожей, и тоже в черном. В ушах дивы серебрились кольца, на запястьях – браслеты. Иааков, было, прошел мимо, но стал и удивленно воскликнул: