Предателей (не) прощают
Шрифт:
А еще преследовало чувство дежавю.
Страшная автомобильная авария уже однажды забрала у меня близких. Неужели все повторяется?
Ваня лежал на голом асфальте. Его лицо было окровавлено, левая нога вывернута под каким-то неестественным углом, но самым страшным оказалось то, что он не шевелился. Из-за слез, что постоянно застилали мне глаза, я никак не могла понять, дышит Давыдов или… уже нет.
– Ваня! – кинулась я к нему, упав на колени рядом. – Вань?
Я протянула руку и…
– Его нельзя трогать. –
– Да-да, – потерянно пробормотала я. – Он живой?
– Пока да, – ответил мужчина.
И от этого его «пока» у меня кровь застыла в жилах.
– Это ты во всем виновата, с*ка! – раздался чудовищный вопль неподалеку от нас.
«Жива», – проскользнула у меня мысль вместе с разочарованием.
Ольгу удерживал еще один телохранитель, предусмотрительно нанятый Давыдовым. Жаль, Иван не смог подстраховаться всюду, подстелить соломки…
– Все не так должно было быть, – как в бреду повторяла она, раскачиваясь. Кровь из раны на ее лбу заливала Ольге глаза. – Это ты должна была сдохнуть, тварь! Я не хотела причинить вред Ванечке… Ванечка, любимый, очнись! Нам суждено быть вместе!
– Господи, она просто больная… – простонала я, не в силах даже собраться с ответом.
Да и какой смысл? Ольга то кричала, то затихала, то сыпала проклятиями, то хохотала. Она явно была неадекватной или под чем-то…
Вскоре даже на свежем воздухе стало душно от людей: полиция, медики, журналисты…
Поездку в скорой я не запомнила. Ваню сразу же забрали в реанимацию, ему предстояла сложная операция, и не одна…
Меня тоже обследовали, но никаких повреждений не обнаружили. Ни одной гребаной царапины!
– Вам повезло, родились в рубашке, – улыбнулся пожилой доктор.
На самом деле никакого везения не было, Ваня просто накрыл меня собой, а сам вылетел через лобовое стекло после удара... Герой на всю голову! О чем он только думал!
Кто бы знал, как же я злилась… И эта злость подпитывала меня, помогала держаться, не сломаться в ожидании вердикта.
– Шуша, девочка моя! – Когда в больничном коридоре появилась бледная Лампа, мне немного легче задышалось. Совсем чуть-чуть отпустило, но камень будущего горя уже сдавливал грудь. Предчувствие было плохим. – Как ты?
– Я нормально, а Ваню оперируют, – простонала я. – Ты не знаешь, если операция длится уже четыре часа, это хорошо или плохо? Наверное, хорошо, правда? Значит, он еще жив… Значит, он еще борется…
– Иди сюда. – Лампа раскрыла объятья, и я тут же прильнула к ее теплой груди в попытке отыскать хотя бы временное убежище. – Давыдов боец, он обязательно справится.
– Надеюсь, бабушка… Очень на это надеюсь, – призналась я. – Иначе я отправлюсь за ним и насильно притащу обратно!
– Все будет хорошо, Шуша, – пообещала Лампа, но оттого, что она привычно не исправила
– Я же не смогу без него, понимаешь?
И почему я осознала это так поздно? Почему мы начинаем ценить только тогда, когда потеряем? Ну почему?!
– Ну-ну, моя девочка… – ворковала мне в макушку бабушка, только ее слова не несли должного успокоения, внутри меня бушевало цунами.
В эти часы ожидания, самые тяжелые часы в моей жизни, что я только не передумала! Все обиды, все мои претензии к Давыдову поблекли, стали несущественными… Мы оба с Иваном не безгрешники, но он сумел сделать шаг навстречу, а я вновь осталась лелеять собственную гордость.
Только вот теперь и понятия не имела, как же буду жить дальше. С гордостью, но без любимого мужчины.
Исправить можно все, кроме… смерти.
Когда в любое мгновение за стеной реанимационного блока могло остановиться сердце Вани, моего Вани, все приобретало совершенно иной смысл. И я без него чувствовала себя словно оболочка без души.
Одно дело – взбрыкивать, мучить его, наказывать за причиненные обиды и знать, что все в порядке. И совсем другое – понимать, что время вспять не повернуть и ты больше никогда не сможешь услышать любимый голос, прикоснуться, заглянуть в родные глаза, да просто помолчать рядом. Или же не рядом, но зная, что где-то там бьется сердце того, кто в твоей душе занимает особое место.
Когда всего этого нет, ты наконец понимаешь, как мало времени нам дается на счастье и как часто мы растрачиваем его зазря.
Любовь настолько волшебная сила, что способна простить все, наполнить иссушенное отчаяньем русло, окутать нежностью, вернуть веру и надежду. Любовь способна…
Так почему же я предпочла заставить ее умолкнуть в угоду собственной гордости? Да просто струсила!
А теперь последним воспоминанием Вани будет то, как я от него отказалась. От нас отказалась…
Операция длилась больше десяти часов. Все это время я не жила – я увязла в ожидании, как муха в паутине. Лампа носила мне чай, пыталась заставить поесть, общалась с журналистами, поддерживала связь с мальчишками, что остались на попечении у Большого…
Я отмечала все происходящее как-то вскользь, точно выключилась и смотрела фильм, в котором мне была отведена эпизодическая роль.
Момент, когда хирург появился в коридоре, включил меня обратно в жизнь. Мужчина был уставший, но не это притянуло мое внимание, а заляпанная кровью операционная форма.
– Мы сделали все, что могли. Операция была тяжелой, пациент потерял много крови. Перелом голени со смещением, перелом двух ребер, сотрясение мозга средней тяжести, перелом ключицы… – Врач сжал переносицу пальцами, точно пережидал приступ головной боли. – Еще и эта язва стала причиной внутреннего кровотечения…