Предательство. Утраченная история жизни Иисуса Христа
Шрифт:
— Папирус является картой, показывающей путь к Концу времен? Не сказал бы, что мне это сильно нравится, — мрачно проговорил он.
— А я-то думал, что ты жаждешь наступления Царствия, — сказал Кир.
— Да, конечно. Но слова «Конец времен» звучат как конец всего.
Варнава вытер пот со лба грязным рукавом своего одеяния.
— Не беспокойся, Заратан. Мы даже не знаем, является ли это картой.
— Двадцать седьмой год, — прошептал Кир. — Тот год, когда Господь начал свою проповедь?
Варнава кивнул.
— Возможно, хотя есть вероятность, что это было в двадцать восьмом
Угасли последние лучи заката, и пески барханов окрасились в пурпурный цвет.
— Тогда неудивительно, что Господь наш сказал, что живущие с Ним узрят апокалипсис, а Петр писал, что Конец времен у порога. Они действительно думали, что правильно истолковали пророчество о семидесяти неделях.
68
…в зависимости от того, какого из Евангелий придерживаться. — Судя по Евангелию от Марка, создается впечатление, что проповедь Иисуса длилась около года или чуть дольше. К этому выводу можно прийти на том основании, что в нем упоминается лишь один праздник Исхода, Песах — тот, когда был распят Иисус. Однако Иоанн говорит, что проповедь Иисуса продолжалась два или три года. В самом деле, минимально необходимое время для того, чтобы произошли все перечисленные у Иоанна события, составляет два года и еще один-два месяца. Иисус приходит в Иерусалим на Пасху в первый раз (в тексте Евангелия от Иоанна стихи 1, 35 — 2,12). Когда идет рассказ о том, как он накормил пять тысяч человек, упоминается, что близится Песах, второй по счету (6,4). Третья и последняя Пасха (11,55; 12,1,12; 13,1; 18,28) — время, когда Иисус входит в Иерусалим перед распятием.
— Уверена: они истолковали его абсолютно правильно, — с некоторой насмешкой сказала Калай. — Но к сожалению, само пророчество оказалось вздором, и вы, глупые монахи, потеряли три столетия, ожидая Конца времен, вместо того чтобы жить полноценной жизнью в соответствии с промыслом Божьим.
Она сказала это таким тоном, что лошади перепугались. Они затопали копытами и затрясли головами. Стук копыт и звон упряжи казались очень громкими в вечерней тишине пустыни.
Варнава погладил лошадь по шее и что-то прошептал ей на ухо. Калай не расслышала, что именно, но лошадь успокоилась.
Темнело, ветер стих, и в воздухе снова запахло морем.
— Какая же ты злая! — сверкнув глазами, сказал Калай Заратан. — Ты унижаешь нашу веру при всякой возможности! Зачем это?
— Потому что всем известно, что боги, желая уничтожить человека, сначала делают его верующим, — картинно выгнув брови, ответила Калай.
— Чего-чего? — непонимающе переспросил Заратан, глядя на братьев в надежде, что они объяснят ему смысл этой фразы.
— Мы все очень устали. Идемте в Газу, — вместо объяснения сказал Варнава.
Прошло еще полчаса, прежде чем они добрались до водоема, о котором он говорил. Оказалось, что теперь он находится внутри городских стен. Проезжая через ворота, они почувствовали запах вареной козлятины
Спешившись, они подвели лошадей к источнику и принялись пить сами, зачерпывая воду пригоршнями. Утолив жажду, Варнава вздохнул и с благоговением погладил рукой мешок из газельей кожи. Их окружал обычный городской шум: лай собак, звон тарелок тех, кто вкушал вечернюю трапезу. Послышался утробный мужской хохот, заплакал ребенок, потом раздался голос матери, отчитывающей его.
Калай сидела на краю резервуара, обводя взглядом дома с плоскими крышами, внутри которых горел слабый свет. Вероятно, скоро городские ворота закроют, но сейчас люди, по всей видимости, озабочены лишь тем, чтобы накормить свои семьи.
— Им очень хотелось пить, — сказал Варнава, показывая на пьющих воду лошадей. — Но нам нельзя долго здесь задерживаться. Слишком опасно.
— Но мы ведь сначала найдем что-нибудь поесть? — жалобно спросил Заратан, оглядывая своих спутников.
Калай вглядывалась в лица монахов. С той ужасной ночи в монастыре они сильно изменились. Спокойствие и вера, делавшие их черты мягче, исчезли. Морщины на лице Варнавы обозначились глубже. Он принял на себя святую миссию и был готов идти до конца, чтобы ее исполнить. Взгляд Заратана метался, как у перепуганного кота. Будь у него хвост, он бы, наверное, постоянно им нервно дергал, ища место, куда спрятаться. А Кир… Кир выглядел человеком, взявшим на себя ответственность. От него зависела их безопасность, и он хорошо знал это. Он сделает все, чтобы ее обеспечить. Все они, подумала Калай, стали прежними, какими были до прихода в монастырь.
— Братья, — настаивал Заратан, — нам же надо поесть, правда?
— Нет времени, — ответил Кир. — Утоли жажду, настолько, чтобы мы смогли идти дальше.
Заратан застонал и зачерпнул еще одну пригоршню воды.
— Не беспокойся, — сказал Варнава. — Я уверен, что Ливни покормит нас, когда мы придем к нему. Он всегда был очень радушным, хотя и слегка странным.
— В каком смысле странным? — с подозрением в голосе спросил Заратан.
— О, он очень одухотворенный человек, просто немного не от мира сего, вот и все.
Воспользовавшись возможностью, Калай прополоскала горло и умыла лицо. Лошади продолжали пить, но делали это уже с полузакрытыми, как будто от облегчения, глазами. Едкий запах конского пота был по-своему приятным, пробуждая воспоминания о детстве и конюшне, которая была у их семьи. Счастье, теперь казавшееся абсолютно нереальным.
— Вы готовы? — спросил Кир, поторапливая их.
Он оглядывал улицы города, прищурив глаза и останавливая взгляд на каждой подозрительной тени.
— Да, — ответил Варнава, глубоко вздохнув. — Я просто…
Из ближнего дома вышел мужчина с кувшином в руке и направился к водоему. Черты его лица были едва различимы из-за шапки курчавых темных волос и окладистой бороды, но уголки глаз изгибались, словно он улыбался, думая о чем-то приятном или интересном. Он даже не выказал удивления, увидев путников у источника.
— Да пребудет с вами благодать Иисусова, — сказал он, опуская кувшин в воду.
— И с тобой тоже, — отозвался Варнава.