Предчувствие конца
Шрифт:
— Чего ж тебе дома не живется? — спросила я, думая о другом.
Абориген с трудом поднялся на ноги.
— Так они меня выписали! Не хотят, чтобы я с ними жил! Мать родная и брательник единственный. Бил я их, видите ли! Я бы, может, на путь исправления встал, а они не дают. Спасибо вам, дорогие родственнички!
И Зимородков изобразил шутовской поклон.
— Слушай, ты ж молодой еще! — не выдержала я. — Чего ты пьешь?
— А чем мне заниматься? — хрюкнул Павел. — Ну если у тебя есть своя мастерская, возьми меня на работу. Я рукастый. Возьмешь?
— Я подумаю, — пообещала
Когда я уходила, Зимородков цедил водку, как будто это был лимонад в жаркий день, и на лице его застыла блаженная улыбка.
Я вернулась на свой наблюдательный пункт на дереве. День медленно клонился к закату. Покусывая ноготь, я раздумывала над тем, как мне поступить. По-хорошему, следовало немедленно вызывать полицию и сообщить им о том, где находится гнездо ядовитого молодняка. С другой стороны, подросткам особенно нечего предъявить. Ну, занимались паркуром. Ну, изучали технику рукопашного боя. А что, нельзя?
А если окажется, что никто из них пока ни в чем криминальном не замешан? Если они только готовятся к преступной карьере, а пока — обычные школьники на каникулах? Тогда мы спугнем эту подпольную базу, и те, кто все это затеял, попросту скроются. И у нас на руках останется полтора десятка перепуганных подростков. Нет, такой итог операции меня точно не устраивает!
Понаблюдаю-ка я за нехорошим домом еще немного. Глядишь, кто из взрослых появится… И еще — мне не давала покоя услышанная в поезде фраза: «вечером оттянемся». Значит, у этой компании на вечер намечено какое-то важное мероприятие. А у меня появится шанс захватить эту публику на месте преступления. Думаю, ничего хорошего эти детки не затевают…
До вечера я просидела на дереве, надеясь увидеть хоть что-то новое. Зеленые луга и леса дышали прохладой, но деревня выглядела все так же выморочно. Проклятая бабка с уголовным прошлым! Это из-за нее я сижу на дубе, как ученый кот из знаменитого стихотворения Пушкина. Никто не приезжал в нехороший дом, а перед закатом группа из десяти человек покинула базу, торопясь успеть на последнюю электричку. Меня начали кусать комары, а я даже не могла как следует почесаться. Сидеть в засаде — одно из самых нелюбимых моих занятий. Все тело затекло от долгой неподвижности. Да и есть хотелось ужасно…
Наконец на Сараевку опустилась ночь. Только тогда я позволила себе слезть с дерева и немного размяться. Жители давно уже расползлись по домам — ну, или по тем местам, которые заменяли им дом.
Под покровом темноты я пробралась к нехорошему дому и устроилась неподалеку от калитки. Теперь, стоит кому-нибудь выйти прогуляться, я этого голубчика точно не пропущу…
У меня возникло большое искушение проникнуть на территорию базы и посмотреть, что там к чему. Остановило меня воспоминание о часовом. Да, я могу снять этого гаврика… ну, просто уложить отдохнуть на полчасика. Но тогда всем станет ясно: в доме побывал чужой. Я же не собираюсь вспугнуть моих маленьких птичек…
Мне уже было ясно, что ни Янины, ни Симоненко в этом доме нет. Никакой похититель, даже самый тупой, не станет держать пленника в доме, куда заявляются такие толпы народу. Эти подростки не похожи на тех,
А может, рискнуть? Ну что мне этот часовой? Такой же сопляк, как остальные. Уложу отдохнуть, зато разведаю все тайны нехорошего дома. Я бросила взгляд на свой хронометр с подсветкой. Десять тридцать восемь. Ну, начали?
В этот момент калитка приоткрылась и на темную спящую улицу начали по одному выходить те, с кем сегодня днем я ехала в электричке. Идущий первым держал в руке фонарь с задвинутой шторкой. Куда это собрались мои ребятки?
Спотыкаясь, натыкаясь друг на друга и громко сопя, юные разбойники отправились на дело. Интересно, кого можно ограбить в Сараевке?!
Подростки гуськом шагали по улице. Их силуэты показались мне какими-то странными. Только при свете бледной луны, на минуту вышедшей из-за облаков, я разглядела, что вся компания одета в плащи с капюшонами, как католические монахи в фильмах про Средневековье. Что это еще за маскарад?!
А когда я поняла, куда движутся бандиты-недоучки, мне сделалась не по себе. Меловые скалы бывшего карьера, высокие тополя, в темноте похожие на кипарисы, покосившиеся памятники и кресты… Тинейджеры пришли на сельское кладбище.
Контингент в Сараевке был специфический. Алкоголь низкого качества и наркотики еще худшего поставляли клиентуру вот сюда, в бывший меловой карьер. Кладбище было невероятно востребованным объектом сельской инфраструктуры в этой богом проклятой деревне…
Что же понадобилось моим гаврикам в таком странном месте? Может, детки насмотрелись фильмов про вампиров? А что, сейчас это модная тема. Вместо лопоухого упыря с отвратительными длинными ногтями вампир теперь — сексуальный молодой человек, бессмертный, неуязвимый и нереально сильный. И очень чувствительный вдобавок. Одного не понимаю — как у героя и героини происходит сексуальный контакт?! Ведь он же мертвый, и кровь в его теле не движется. А насколько я помню курс общей анатомии, именно кровь делает возможным… Так, Охотникова, не отвлекайся!
Сейчас ты узнаешь наконец, зачем это бандитский детский сад понесло ночью на кладбище…
Подростки наконец остановились. Я скользнула за ствол старого тополя и приготовилась наблюдать. Отсюда мне было хорошо видно, как тот, кто шел первым, откинул капюшон — это оказалась рыжая Кира — и поставил фонарь на землю. Тинейджеры выстроились кругом возле свежевырытой могилы. Слушайте, может, эти ребята сатанисты и явились сюда отправлять свои отвратительные ритуалы?
— Каламаксай! — вдруг выкрикнула Кира, вскинув руку жестом «зиг хайль», только со сжатым кулаком.
— Каламаксай! — повторили хором остальные.
А может, это тайное общество, а? Новые масоны… А что, модная тема. Только вот гопники с окраин Тарасова не очень годятся в вольные каменщики…
— Зачем мы собрались здесь сегодня? — звенящим от напряжения голосом продолжала девочка.
Тинейджеры переглядывались. Похоже, свой урок они выучили неважно и теперь сбились, забыв нужные слова. Но Киру не так-то легко было сбить.
— Чтобы еще раз принести клятву верности! — крикнула она, вскидывая руку в повторном салюте.