Предчувствие смуты

Яроцкий Борис Михайлович

Вернувшись со службы, на деньги, заработанные хитрым способом, Марко Кубиевич построил себе каменный дом, обзавелся живностью: у соседа купил телочку-двухлетку и четырех месячных поросят. Вскоре женился. Первым ребенком был сын. Назвал его Теодором. После службы в Советской армии, когда Украина стала «самостийной», Теодор поступил во французский иностранный легион и вот уже третий год в Алжире зарабатывал франки.

До последнего времени сын тоже помогал отцу, но у Соломии заработки оказались выше. А когда Теодор женился на местной берберке, денег присылать не стал, ограничивался телеграммами по случаю дня рождения отца и матери.

Несмотря

на пожилой возраст, родители трудились, себя не жалея, — хотелось жить в достатке, не хуже французов. С русскими они себя не сравнивали. В России никто из Кубиевичей не бывал, если не считать стройбатовца, служившего на Кольском полуострове, не видели, но слышали, что у них все пищевые продукты покупные, да и незачем русским копаться в земле, они так богаты нефтью и газом, что могут купить всю Европу.

Русским не понять, как тяжело на Украине заниматься сельским хозяйством!

3

Соломия понимала родителей. Ей хотелось помогать им всячески. А помогать она могла только деньгами, но деньги зарабатывала с риском для жизни. Она уже знала (Гуменюк просветил), что бизнес на крови — это всегда смертельный риск. Если у кого-то ты отбираешь жизнь, то и твою жизнь отберут у тебя…

Соломия наугад взяла автомат, привычно ощутила его вес. Автомат был не тяжелей саперной лопаты. Но лопатой, даже если будешь на огороде гнуть спину с утра до ночи, столько денег не заработаешь. А тут один меткий выстрел — и не надо целый месяц ковыряться в грунте.

Так что автоматическая винтовка — тоже орудие труда. Оптика с четырехкратным увеличением. Следовало убедиться, что это именно так. Требовалась пристрелка.

Юша Окуев отвел Соломию в каменный карьер. До войны здесь ломали гранит для памятников, теперь площадка пригодилась для стрельбы боевыми патронами.

Под наблюдением инструкторов, в большинстве случаев иностранных, здесь почти ежедневно пристреливали оружие. Не исключением был и сегодняшний день.

Среди чеченцев Соломия заметила двух моложавых негров. Это были инструкторы, обучавшие партизан Ичкерии стрельбе по воздушным целям.

Юша, стараясь казаться осведомленным во всех областях военного дела, своей подопечной доверительно сообщил:

— Скоро наши друзья пришлют нам «стингеры». Будем воевать, как в Афганистане. Ни один русский вертолет не появится над Ичкерией. Раньше мы их сбивали «стрелой». Это тот же «стингер», только русский.

— А что сейчас не сбиваете?

Она видела, как перед восходом солнца вертолет со стороны русских позиций пролетал над хребтом и в считанные минуты взобрался на немыслимую высоту. По нему даже не вели огонь: вероятность попадания была слишком мала. Достать его мог разве что крупнокалиберный пулемет. Соломия знала, что для таких целей у русских, кроме «стрелы», есть ДШК. У чеченцев, видимо, ДШК не было, а может быть, они экономили боеприпасы. Хотя вряд ли… На важных целях не экономят.

Во Львове она слышала, что в России чеченцы держат своих людей возле военных предприятий. Там они скупают ворованное оружие и переправляют в Чечню. «Как это им удается? Неужели русские такие глупые, что у себя не наведут порядок?» Соломии казалось, это так просто — ловить перекупщиков оружия. Но почему-то не ловили. Если ловили бы, не было бы в Чечне столько оружия.

И ей на ум приходила несуразная мысль: может, в этой войне сами русские заинтересованы? Спросить об этом Юшу Окуева, что он ответит? Он не политик. Может без

устали рассказывать о «стингерах», которых никогда не видел. Он сам пользовался слухами. Еще из прошлой своей командировки на Кавказ она вынесла впечатление, что многие чеченские партизаны рассчитывали на помощь Америки. Но Америка почему-то помогала не оружием, а только деньгами.

Вот Украина деньгами не баловала, а людей присылала. На хохлов приходили смотреть, как на концерт. Когда-то их потряс приезд киевских артистов Штепселя и Тарапуньки. Они смешили до упаду. Чеченцам особенно понравились украинские артистки: молодые, полнотелые — глаз не отвести. Но ни одна из них добровольно остаться в Ичкерии не пожелала, а чтобы выкрасть — не было команды.

Теперь приезжали украинцы не с концертами. По-прежнему приятно удивляли украинки. Они тоже были молодые, и полнотелые, и красотой не обделенные…

И в лице Соломии — под грузинской одеждой — партизаны Ичкерии безошибочно узнали украинку — крупную, красивую. Молодым джигитам о таких украинках только мечтать. Хоть бы одну такую выкрасть — вот было бы чем похвалиться!

Юша отгонял тех, кто стоял поблизости, чтобы не глазели на молодую и красивую женщину в грузинской одежде. Он ревновал каждого, кто к ней подходил. И она это чувствовала, но не подавала виду: пусть тешится, но ничего у него не получится. Даже если попробует насильничать. В зоне господства партизан Ичкерии действует железное правило: беспредел имеет свой предел, — и оно диктуется приказами полевых командиров. Гостей, приглашенных воевать с неверными, — а это главным образом инструкторы, врачи и снайперы, — никто не смеет даже пальцем тронуть, за ослушание — смерть. Но Соломия знала, что «железное правило» время от времени чеченцы нарушали.

Какой-то известный еще по советским временам спортсмен изнасиловал французскую журналистку, притом так, что той потребовалась хирургическая операция. Спортсмена застрелил мулла, не посчитался, что это лучший стрелок бригады, награжденный именным оружием президента Ичкерии. Как родня насильника ни упрашивала, мулла был непреклонен: журналистка хоть и не признавала Аллаха как всемогущего творца вселенной, но сочувствовала борьбе с неверными. Смерть тому, кто лишает Ичкерию ее друзей.

Друг Ичкерии имеет право защищать свое достоинство вплоть до применения оружия. На этот случай Соломия в тайном кармане всегда держала при себе русский миниатюрный пистолет в виде тюбика губной помады. В обойме четыре иголки с нервно-паралитическим ОВ. В обойме оставалось три заряда. Один пришлось применить в Косове. Там ее узнал московский журналист, приезжавший во Львов брать интервью о спортсменке, «подающей большие надежды»…

Расположившись поудобнее на деревянном лежаке, который Юша откуда-то притащил, Соломия принялась за привычную для нее работу.

После первых ее выстрелов стоявшие в отдалении чеченцы весело, как гуси, загоготали, выражая восторг. Жестами рук Юша им показал, сколько в мишени попаданий. Так метко не стреляли даже снайперы-мужчины…

Соломии оборудовали землянку с дубовой дверью на висячем замке. В землянке было одно окошко размером с тетрадный лист, чугунная печка с горкой коротких дубовых чурок, грубо сколоченный стол, над столом полочка, на полочке две пиалы, железная кровать, прикрытая грубым солдатским одеялом из верблюжьей шерсти. Потолок и стены обшиты необрезной сосновой доской. У входа вешалка: за неимением крючков — толстая доска с набитыми гвоздями.