Преддверие Ада
Шрифт:
А что с Гитаристом? Сидит себе у стенки весь в раздумьях. Может, наконец, поделится впечатлениями?
– Ты когда тут оказался?
– спросил я его, снова подойдя поближе.
– Три дня назад… приплыл, - ответил Гитарист.
– Весь день от вояк мотался. Подставился глупо… Ногу, блин, подстрелили. Отволокли на какой-то чердак. Видимо, хотели проверить не расходимся ли с тобой мы в словах. И полковник почти мне поверил. Вернее, уже было поверил, но…
– Договаривай уже, - с нетерпением сказал я.
– Сказал "А" - говори и "Б".
– Короче, я КПК ему показывал,
– В общем, он обрел уверенность, что мы шпионы, - подытожил я.
– Да, но… - промямлил Гитарист.
– Я ему задал вопрос, а не смущает ли тот факт, что на моем фото Петренко намного старше, чем в 86-м. Смущает, говорит, но я во всем обязательно разбе…
– Понятно, - не дожидаясь окончания фразы перебил я Гитариста.
– Ты откуда сюда попал?
– Чертов Янтарь!
– злобно ворчал Гитарист.
– Шел себе от яйцеголовых, хабарок толкнул. А потом бац! И темнота. Не звуков, ни ощущений. А потом раз! И я напротив ворот складов, а передо мной солдатики суетятся.
– Хабар, говоришь, толкнул, - задумчиво произнес я.
А я- то думал, с чего это полковник такой податливый и тихий. Он просто видел рублики не советские, вывернув все из комбинезонов. А я, дурак, не спросил про наши денежки!
Гитарист все еще что-то говорил, но я его не слушал. Атмосфера неизвестности надежно засела в моем мозгу. Как же сейчас хотелось послать все и всех, чтобы ничего не видеть. Самое верное решение: пустить пулю в лоб. Но самое смешное, что пустить пулю себе в лоб у меня было нечем.
– О чем задумался?
– спросил издали Шокер.
– Да, о всяком, - вздохнул я.
– Махнуть бы сейчас куда-нибудь.
– Куда?
– с усмешкой спросил Видик.
– Подальше от проклятого Чернобыля. Я не хочу присутствовать при том, как молодых парней, таких как мы с тобой, пошлют на смерть.
– Я что-то не понял. Назад уже не возвращаемся?
– недоумевал Видик.
– У тебя есть идеи?
– с презрением спросил я.
– Выкладывай. Нет? Ну тогда сиди и молчи, ладно?
– Ничего не ладно!
– возразил Видик.
– Я не сдамся так просто!
– Ну и не сдавайся так просто, - с жаром ответил я.
– Можешь при желании и в пекло радиоактивное полезть. Тебе недолго ждать осталось…
Видик посмотрел на меня так, как смотрят на самых настоящих предателей, но промолчал. Он, наверное, все-таки понимал, что слова про "подальше от Чернобыля" я говорю не столько придавая смысл, сколько чтобы помечтать. Ведь все мы прекрасно знали, что бежать смысла нет. Мы видели военный вертолет, стоявший на крыше одного из зданий складов, и знали, что он с легкостью сможет накрыть нас всех, когда мы будем убегать. А тихо смыться у нас уж точно не получится. К тому же, когда реактор долбанет, вряд ли кто-то будет нас выпускать. Сдохнем мы тут, как слепые псы, от голода или радиации. И не будет никаких Подводников, Видиков, Шокеров…
Весь этот и следующий день прошли монотонно и уныло. Полковник к себе больше не звал. "Рембо" не было ни слышно, ни видно. Сны про Монолит
Никогда не любил ждать. А сейчас ожидание было особенно мучительным. Понимать, что сейчас в Припяти протекает бурная жизнь, а уже послезавтра все остановится, было необычно волнующе. Страх, паника, эвакуация, смерть. Для этих людей мир обернется в негатив, когда чернобыльское лезвие холодным металлом пройдется по их судьбам, оставляя кровоточащие болящие раны, которые будут заживать очень долгое время.
Я сидел на полу и безразличным взглядом устремился в проливающийся в маленькое окошечко свет. Сейчас он казался холодным и сухим. Прошел час, два, пять… перестал считать минуты и погрузился в безвременье. Страх обуздал меня и засел глубоко в голове. Я уже не задавался вопросом "что будет дальше?" Я прекрасно знал это. Поэтому мне становилось еще страшней.
Свет в окошке постепенно стал меркнуть. Он все слабел и слабел, пока окончательно не угас. Стало совсем темно, и различить можно было разве что некоторые контуры. Тишина. Успокаивающая тишина. Казалось, все мы только и делали, что слушали эту тишину. Затаив дыхание. Боясь потревожить хрупкое чудо. Было так тихо, как бывает разве что в раю. Но я понимал, что это была не тишина. Это было затишье перед бурей.
Время идет быстро. Вот уже и 25-е апреля 1986-го года. Все, кто сейчас находился в подвале, не торопились подниматься, а лишь молча смотрели в потолок. Эти минуты затишья каждый из нас ловил с такой жадностью, на которую был способен, потому что потом не будет никакого спокойствия.
Дверь снова скрипнула и в ней появился ефрейтор.
– Полковник завет некого "Сталкера", - сказал он, широко расставив ноги и сложив руки на груди.
– Все мы сталкеры, - медленно протянул Шокер.
– Который нужен-то?
Ефрейтор задумчиво посмотрел в потолок и открыл рот. Но я не стал ждать пока он, наконец, сможет выдавить из себя хоть слово, а встал без персонального приглашения.
Солнечный свет ненадолго ослепил меня. Сегодня была совсем не апрельская погода. Так тепло бывает разве что в мае. А может я, просто, сам себя обманывал, чтобы настроение хоть как-то поднялось.
На сей раз полковника, вопреки обыкновению, не было. Видимо, сейчас нам предстояло поменяться ролями ожидающего визита и визитера. Но это меня нисколько не смущало.
На столе не было ни документов ни моего КПК. Лишь конверт безмятежно лежал посреди стола. На нем была поставлена дата: до30.06.86 и подпись: капитан Сидорович.
Дверь с шумом распахнулась, и через порог шагнул полковник Культя. Он быстро зашагал к своему стулу и уселся на него.
– Долго ждал?
– отдышавшись спросил он меня.
– Не очень, - ответил я.
– Ну, вот и славно, - полковник потер руки и сложил их перед собой.
– Ударение на "о" или на "и"?
– спросил я, указывая на конверт.