Преддверие войны

Женевьева Васильева молча слушала подругу Марфу Дерябкину, хмуря свои тонкие, как будто нарисованные карандашом, брови.

— И куда он исчез, интересно?

— Сама не знаю, все говорят, что болен, а когда заболел, чем, и в какой больнице лежит, никто не знает.

— Прямо совсем никто и не знает?

— Нет. В деканате это никого не интересует, а фон Биттенбиндер упорно молчит и, судя по всему, знает не больше, чем другие.

— Хороший друг, — усмехнулась Женевьева. — Ясненько, всё меньше у нас с тобой, Марфа, остаётся первокурсников.

— Да, — поддакнула та, — уже троих

с первой сессии отчислили, а скоро уже и вторая наступит, всего-то три месяца осталось, а она посложнее окажется.

— Конечно, набирали всех подряд, да ещё вне конкурса. Вот такие и не выдерживают учёбы, — выразила своё недовольство Женевьева просто для того, чтобы перевести на другую тему опасный для неё разговор.

— Да, не выдерживают, — вновь поддакнула Марфа, — и этот Дегтярёв тоже сюда попал по набору, как сирота. Отец у него, видишь ли, погиб на фронте, и что теперь, всех подряд брать? А он вот заболел, и отчислят его, это уж ясно, как день!

— Что ты сказала, повтори? — мгновенно вспыхнула от злости Женевьева.

Она никогда не замечала за собой гнева, просто не приходилось, но то чувство, что внезапно охватило её, заставило задрожать губы, а глаза вспыхнуть явной злостью. В другой момент она смогла бы сдержать себя или не показать чувства так явно, но сейчас эмоции захлестнули девушку.

— Так это, заболел, и отчислят его, — со страхом глядя на лицо подруги, внезапно ставшее очень злым, пролепетала Марфа, явно не понимая, с чего та не на шутку рассердилась.

— Нет, что ты до этого сказала, повтори то, что сказала про его отца?!

— Так это… погиб у него отец на фронте, но это же не даёт ему право поступать именно в Павлоград, — гораздо тише, но и более упрямо ответила Марфа.

— Марфа! — скорее выплюнула из себя, чем сказала имя подруги Женевьева, — сколько у тебя родственников за сотню лет погибло или оказалось ранено во всех прошедших войнах?

— Ааа, эээ, мы же купцы старинного рода, мы деньги зарабатываем, а не воюем.

— Так вот, Марфа, — и Женевьева наклонилась над подругой, хищно раздувая ноздри своего точёного аристократического носа. — Все мои родственники, как со стороны мамы, так и со стороны папы, воевали. Дядя пришёл с войны без ноги, дед погиб, и так в каждом поколении. Все мужчины моего рода были офицерами и абсолютно все служили в армии, либо в гвардии. Кому-то повезло, и на его долю не пришлось войны, а кто-то сражался за свою жизнь не на одной войне, а то и всю жизнь этим занимался. Я знаю всё о своих предках, как они воевали и чего им это стоило. А ты смеешь изрыгивать из себя такие слова в отношении юноши, чей отец был дворянином и погиб, защищая таких, как ты, купцов? А?! Что вы сделаете, когда начнётся война, побежите из страны спасаться, или что? А она уже не за горами, поняла, д… Марфа?!

— Да я что, я ничего, — испуганно затараторила юная купчиха, — так просто, к слову пришлось.

— Я тебе язык вырву, если в следующий раз такое ляпнешь, поняла? — никак не могла успокоиться Женевьева, откуда только и слова жесткие брались, да и злость такая, которую она в себе никогда не чувствовала, а тут прямо за сердце схватило.

Она отстранилась от Марфы, взяв себя в руки. Интересно, почему она так разозлилась? Вроде, да, купчиха сказала бестактность, но она подобное говорила постоянно, по разным поводам, и хватало холодного одёргивания, чтобы та затыкалась, а тут прямо взбесила своим свинством и пренебрежением. Наверное, это всё из-за тревоги за Дегтярёва, будь он неладен! Ничего, зато Марфа

ничего не заподозрит и примет яростную тираду в счёт защиты её предков.

Немного успокоившись, Женевьева двинулась дальше, а Марфа, словно верная собачонка, засеменила вслед за ней. По поводу этой дружбы Женевьева не обманывалась: сейчас Марфа строит из себя верную подругу, но с радостью станет кусать её за пятки, если она падёт ниц.

Всё это понятно, но пока Марфа нужна: в чём ей не откажешь, так это в умении вовремя узнавать последние сплетни и новости, и подкупать нужных лиц. В этом она настоящая дочь своего отца-купца. И всё же, что случилось с Дегтярёвым, он отсутствует на занятиях уже третью неделю, сначала болел, потом появился на один день в академии и вновь пропал.

О повторном пропадании Дегтярёва сообщила та же Марфа, через неделю после этого разговора. Всё это время Женевьева, мучаясь сомнениями и не признаваясь сама себе в том, не знала, как найти Дегтярёва и как ему помочь.

— Дегтярёв сегодня появился с утра, а потом вновь пропал, — с жаром поведала она графине.

— Куда пропал? — захлопала Женевьева ресницами, — он же выздоровел?

— Да, и снова исчез, я пока не дозналась, куда и почему, но сегодня же узнаю, через Ефима.

— А он откуда узнает?

— У Биттенбиндера спросит, тот ему скажет, вопрос-то, видимо, на этот раз серьёзный. Одно дело — болезнь, он, кстати, воспалением лёгких, оказывается, болел, а другое — такое резкое исчезновение. Не иначе, что-то случилось у него. Чую, что так.

— Ясно, как узнаешь, так расскажешь. Интересно, куда он опять влез, этот неугомонный Дегтярёв?!

— Да-да, я тоже это заметила, с ним постоянно что-то случается. Не приведи Бог такого мужа!

В ответ на эти слова Женевьева расхохоталась, давая волю своим чувствам и смеясь больше над собой, чем над Дегтярёвым. Ей ведь в голову приходила мысль выйти за него замуж, а Марфа сейчас расписала его в таком свете, что аж стало смешно.

— Так пути Господни неисповедимы, и не он подсовывает в мужья женихов, а родители. Эх, Марфа, если бы не знала я, как всё происходит в купеческих семьях, то и не спорила с тобой, но у аристократов всё делается ровно так же, как и у вас. Любовь для нас такое же чудо, как и для последней крестьянки, а выйти замуж по любви сродни явлению Христа народу. Прости меня, Господи, за упоминание твоего имени всуе, — и Женевьева напоказ перекрестилась.

Неожиданно для Женевьевы обычно самодовольное лицо Марфы резко погрустнело, её глаза заволокло поволокой внутренних переживаний, и она некоторое время молчала, но потом живость характера взяла своё, и она, как ни в чём не бывало, продолжила.

— Ну и что теперь, раз не по любви?! Тятя плохого жениха не предложит. У меня всегда достаток будет. А любовь? На кой она, когда жрать нечего и жить негде. Пустое это.

Женевьева скривила губы в понимающей улыбке и перевела разговор на другую тему.

— А ты сама не пожалела ещё, что учиться пошла в инженерную академию, да ещё воздушного транспорта?

— Пожалела. Меня Бог умом не обидел, но тятя говорит, что сейчас тен-ден-ци-я такая, — по слогам произнесла Марфа сложное слово, — нужно учиться. Год пройдёт, и он меня переведёт на экономический факультет, когда девок разрешат туда брать. Другие с нуля начнут, а я уже учёная. Цифрам и математическим расчётам здесь и без того учат, да и премудростям интересным, а в хозяйстве умные девки завсегда сгодятся, если дурами не станут об этом говорить направо и налево всем подряд.