Пределы выживания (Полигон - I)
Шрифт:
– Это моя обязанность лечить людей.
– Похвально. Я конечно, не очень то желал бы вас туда отпускать, но мне хочется считать вас человеком, которому можно доверять, человеком, который работает в одной команде с нами. Поезжайте, но то что вы увидите там и узнаете, местное население не должно знать.
– Они сами все видят.
– Видят, да не все, а знать вообще ничего не знают. Вы как медик должны хранить тайну... Не правда ли?
– Обязан.
– Вот и хорошо, что мы договорились. Тогда я вам машину дам, поезжайте
Лейтенант по радиостанции долго выяснял, можно пропустить меня или нет, наконец, оцепление разомкнулось и я поплелся по дороге к ближнему дому. В селе зловещая тишина. Из-за угла дома показывается фигура в костюме химзащиты, передо мной она снимает очки и сдергивает капюшон. Это майор Молчанов, он недоволен, хмурит брови и говорит.
– Доктор, как вы сюда попали?
– Мне разрешил подъехать полковник.
– Чего это он вдруг? Ну ладно, я сейчас вам выдам одежду, постойте здесь.
Через пол часа мне приносят костюм химзащиты. Я одеваюсь и иду в первый попавшийся дом, за мной, как на привязи, топает Молчанов.
В избе изо всех углов вопит нищета, на печке лежанке, лежат двое испуганных ребят, замотанных в тряпье. Женщина с искаженным от судороги лицом вытянулась недалеко от порога. Я кладу чемоданчик на пол и начинаю ее осматривать. Все мышцы сжаты и разогнуть руку или ногу невозможно.
– Что за черт. Это же паралич, - ошеломленно бормочу я.
– Вы правы, доктор, - мычит через респиратор Молчанов.
– Это действие нервно-паралитических газов.
– Это..., это же...
– Не трудитесь высказываться, доктор...
– Мать, вашу...
Ну его к черту. Теперь, дети. На них, при наружным осмотре ничего не видно.
– Их надо отделить...
– Все равно помрут.
– Если они не заражены, так почему они должны помереть?
– Этим просто досталась малая доза. Сразу не помирают.
Врешь, я кое что читал о действии этих газов. Просто надо знать сколько времени прошло после взрыва. Я беру в охапку детей и вытаскиваю их на улицу.
– Вы можете сидеть здесь и никуда не бегать?
– спрашиваю их.
– Хорошо, дядя, - лепечет испуганный старший.
– Будь умницей, к маме в дом не ходи, это опасно.
– Хорошо, дядя.
Мы идем с майором к следующему дому.
– Майор, как так получилось, что в деревню попал газ?.
– Ракета принесла.
– Что?
– я обалдел и остановился.
– Ну, ошиблись ракетчики в расчетах, недалеко от деревни и упала. Что вы думаете, здесь без конца такие ляпы.
– Разве здесь испытывается бактериологическое и химическое оружие? Вы не находите, что это... варварство, майор?
– Это не наше дело. На это есть военное ведомство, там решают.
– Почему не наше? На деревню падают ракеты со страшной начинкой...
– Слушайте, доктор, держите рот на замке, мне совершенно неинтересны ваши рассуждения о морали. Произошла ошибка, надо ее исправлять.
В
Здесь опять смерть. Красивый мужик скрючился на крыльце и застыл в неестественной позе. В доме, на лавках и кровати его жена и мать. Мать что то помешано говорит, обращаясь к черной иконе в углу. Жена устало глядит в потолок. Я их осматриваю и вывожу на улицу.
– Что вы задумали?
– спрашивает Молчанов.
– Пытаюсь хоть немногим спасти жизнь.
– Поздно.
– Не каркайте.
– Все равно, мы их и дома сожжем. По инструкции, зараженные районы должны быть обработаны...
– Слушайте, майор, не мешайте мне. Вы меня слишком плохо знаете и не стоит вставать поперек... Пока я не проверю и не обезопасю людей, ни о каких пожарах разговора не будет.
– Да кто ты такой...
И тут я не выдержал и всадил кулаком в этот противно выпирающий белый респиратор, тело согнулось, заскользило на траве и покатилось под гору.
Весь день сортировал больных и здоровых и чуть не плакал от бессилия, что нет лекарств, прививок и ничем нельзя помочь несчастным. Кое кто из этих несчастных наверно действительно хватил минимальные дозы газа и теперь медленно загибался, бился на земле в периодичных судоргах. Майора нигде не было и я попросил офицер оцепления прислать мне тридцать небольших одноместных палаток, воды, пищи и лекарств. Все, кроме лекарств, часа через четыре прислали и вскоре маленький лагерь раскинулся на чьем то огороде. На следующий день опять отсев, уже умерших от вчерашних "здоровых" и так три дня. Когда понял, что только семнадцать человек останутся жить, разрешил сжечь село. Мы еще оставались в карантине две недели и потом, все поехали в Глушково... Камышевка исчезла.
Первой меня встретила медсестра Надежда. Она обняла и тихо всплакнула.
– Ну что вы? Все в порядке, я вернулся.
– Я вижу. И все же боялась, всего боялась.
– Как девочка?
– Какая? А, из Камышевки, с ней все нормально, я ее здесь три дня выдержала, потом родственники взяли к себе. Ее отец и мать...?
– Умерли. Если бы вы знали, как я хочу есть.
Она отрывается от меня и поспешно собирается.
– Я сейчас.
– Куда вы?
– В столовую.
В комнату врывается Верка и тихо валится на стул.
– Доктор... Вы вернулись.
– Вы что, похоронили меня?
Она молчит и огромными глазами смотрит, как я скидываю рубаху и роюсь в чемодане.
– Я молилась...
Я похожу к ней и треплю за щеку.
– Спасибо. Лучше скажи, сегодня можно сделать баню.
Теперь Верка подпрыгивает.
– Я договорюсь. Соседи воды накачают. Совсем забыла, что там был ад.... Я побегу, доктор...
– Беги.
Надежда принесла судки.
– Ешьте доктор. Я как сказала там, что вы вернулись, так они навалили вам... шесть котлет дали..., здесь компот и сок.