Предложение джентльмена
Шрифт:
— Знаю, но я не думала, что не успею к девяти.
Поморгав, Бенедикт огляделся по сторонам.
— Я не думаю… — начал было он, но в этот момент Софи услышала, как каминные часы бьют три раза, да так и ахнула. — Что с тобой? — забеспокоился Бенедикт.
— Три часа утра!
— Значит, можно продолжать спать дальше, — улыбнулся он.
— Бенедикт!
— Ты же не захочешь, чтобы я будил слуг? Они все наверняка крепко спят.
— Но я…
— Пощади, женщина! — взмолился Бенедикт. — Все равно
— На следующей неделе? — удивилась Софи. Бенедикт изобразил на лице самое серьезное выражение.
— Такие дела лучше делать быстро.
— Почему?
— Почему? — переспросил он.
— Да, почему?
— Ну, чтобы было поменьше сплетен.
Губы у Софи приоткрылись, глаза округлились.
— Ты думаешь, леди Уислдаун напишет обо мне?
— О Господи! Надеюсь, что нет, — пробормотал Бенедикт.
Лицо Софи вытянулось.
— Ладно, ладно, может, и напишет. А почему ты этого так хочешь?
— Я читаю ее статьи уже столько лет и всегда мечтала увидеть там свое имя.
— Странные у тебя, однако, мечты, — покачал головой Бенедикт.
— Бенедикт!
— Ну ладно. Я думаю, леди Уислдаун напишет о нашей свадьбе если не до нее, то наверняка вскоре после. От нее никогда ничего не может укрыться.
— Хотелось бы мне знать, кто она.
— Тебе и половине Лондона тоже.
— Не половине, а всему. — Софи вздохнула и нерешительно проговорила:
— Мне и в самом деле пора. Твоя мама наверняка беспокоится.
Бенедикт пожал плечами:
— Она знает, где ты.
— Но она станет плохо обо мне думать.
— Сомневаюсь. Она ведь знает, что мы через три дня поженимся. И вообще моя мать — женщина без предрассудков.
— Через три дня? — ахнула Софи. — Ты же сказал, на следующей неделе.
— Через три дня и будет на следующей неделе.
Софи нахмурилась.
— А ведь верно. Значит, в понедельник?
Бенедикт довольно кивнул.
— Ты только представь себе… Обо мне напишет леди Уислдаун.
Приподнявшись на локте, Бенедикт подозрительно взглянул на Софи,
— Чего ты с большим нетерпением ждешь? — насмешливо спросил он. — Свадьбы или чтобы о тебе написали в светской хронике?
Софи шутливо ударила его по плечу.
— А знаешь, — задумчиво продолжал Бенедикт, — леди Уислдаун уже о тебе писала.
— Обо мне?! Когда?
— После бала-маскарада. Леди Уислдаун написала, что я увлекся таинственной женщиной в серебристом платье. Но похоже, как она ни пыталась, она не смогла узнать, кто это. — Бенедикт ухмыльнулся. — Вполне возможно, это единственная тайна в Лондоне, которую ей не удалось раскрыть.
Софи посерьезнела и чуть-чуть отодвинулась от Бенедикта.
— Бенедикт, — прошептала она, — я должна тебе сказать… Я хочу… то есть… — Она замолчала, отвернулась, а когда повернулась,
— Прости.
Бенедикту хотелось схватить Софи в объятия, прижать к себе, но она выглядела такой серьезной, что он решил выслушать ее до конца.
— За что?
— За то, что я тебе не сказала, кто я. Я была не права. — И, прикусив нижнюю губу, поправилась:
— Хотя нет, не совсем.
— Как это? — удивился Бенедикт.
— Сама не знаю. Не могу объяснить, почему я так поступила… — Софи снова прикусила губу. Бенедикт уже начал опасаться, что она ее прокусит. — Знаешь, почему я тебе сразу не сказала, кто я такая? Потому что в этом не было никакого смысла. Я была абсолютно уверена, что после того, как мы уедем от Кавендеров, мы с тобой расстанемся. Но потом ты заболел, и я должна была ухаживать за тобой, и ты меня не узнавал, и…
— Это не имеет значения, — перебил ее Бенедикт, прижав палец к ее губам.
Софи удивленно вскинула брови.
— Но в тот вечер, когда мы с тобой поссорились, это имело большое значение.
Бенедикт и сам не знал почему, но сейчас ему не хотелось обсуждать серьезные темы.
— С того вечера многое изменилось, — сказал он.
— Хочешь знать, почему я не сказала тебе, кто я такая?
— Я знаю, кто ты такая, — ответил Бенедикт, коснувшись ее щеки.
Софи снова закусила губу.
— А ты хочешь знать, что самое смешное? — продолжал Бенедикт. — Хочешь знать, почему я не отдал тебе все свое сердце, целиком и без остатка? Я сохранил в нем местечко для дамы с бала-маскарада, надеясь, что в один прекрасный день я ее найду.
— О, Бенедикт… — вздохнула Софи, испытывая одновременно и радость от его слов, и угрызение совести от того, что причинила ему такую боль.
— Женившись на тебе, я должен был бы отказаться от своей мечты жениться на ней, — тихо проговорил Бенедикт. — Смешно, правда?
— Мне ужасно жаль, что я не призналась, кто я такая, — заметила Софи, не глядя на него. — И в то же время мне не жаль этого. Как такое может быть?
Бенедикт промолчал.
— Если бы все повторилось, я бы снова это сделала. Бенедикт по-прежнему молчал, и в душе Софи начало зарождаться недоброе чувство.
— Признаваться тебе, что это я была таинственной незнакомкой с бала-маскарада, не имело никакого смысла, — вновь проговорила Софи.
— Я должен был знать правду, — тихо заметил Бенедикт.
— И что бы ты делал с этой правдой? — Софи села и натянула на себя одеяло. — Захотел бы сделать таинственную незнакомку своей любовницей, как захотел сделать своей любовницей горничную?
Бенедикт молча смотрел на нее.
— Признайся, захотел бы? Молчание.
— О Господи, Бенедикт, да скажи ты хоть что-нибудь! — не выдержала Софи.