Предназначение

Ярославцев Николай

Закричала, захлебываясь от страха и боли.

Глаза открыла, а Радогора рядом нет.

Стоит у невидимого круга, сжимая в руке свой грозный меч, провожая взглядом призрачные тени. А те не бегут, плывут между деревьями, оглашая ночной лес душераздирающими воплями.

Залышав ее шаги, Радогор забросил в ножны меч, и повернулся, обняв рукой за плечи.

– Испугалась?

Влада замотала головой.

– Не их. К ним я уже притерпелась. Сон страшный привиделся. – Ответила она, провожая морок взглядом. – И вой слышала, и рев.

А это кто? На родичей не похожи. К ним ты с мечом бы не вышел. Ярл далеко.

Радогор усмехнулся. Но улыбка получилась такой зловещей, что лучше бы уж вовсе не улыбался.

– Знакомцы старые. Ты их не знаешь. – Неохотно ответил он. – В гости пришли звать.

– А ты?

– Сказал, чтобы ждали. Приду. – Улыбка стала еще страшнее. – Вот они и заторопились, чтобы предупредить родню. Гостей встретить, не через порог плюнуть. Знал бы, что разбудят, отказался. Досыпай… Рассвет не близко.

Влада поежилась и бросила пугливый взгляд на лес.

– И что бы им не лежать спокойно? – Проворчала она. – Обязательно надо по ночам бродить и народ пугать.

– Прокляты. – Голос чужой, холодный. Слово инеем ложится. – И бродить им, пока проклятие не сниму.

Влада теперь встревожилась уж не на шутку.

– Так они теперь к нам каждую повадятся ходить. – Высвободилась из – под его руки и забежала вперед, заглядывая в глаза. – И шагу без них не ступить?

– Я же сказал, домой ушли, чтобы родичей предупредить. Пусть с пирогами подсуетятся.

– Тогда поехали, Радо, скорее. – Умоляюще попросила она. Не будем ждать, когда солнце выглянет. И ночь светлая. Была бы кикиморой, сказала бы, что и у воеводы Смура пироги стоят на столе. И холстиной закрыты, чтобы не выстыли.

Радогор без возражений пошел к лошадям, не забыв пробормотать.

– Повезло мне, что не кикимора.

Хотела рассерчать, но не получилось. Вместо этого пришлось признаться.

– Жутко мне. Были бы люди, как люди, а то неведомо что. И воют, так, что душа обмирает.

– Не были они людьми, Лада, даже тогда, когда в человеческом теле ходили. Женщин, стариков, детей малых, как скотину резали. – Глухо отозвался Радогор и тяжело сел в седло. – На этих же не обращай внимания. От бессилия, от нерастраченной злобы, воют. Безбиднее мухи они сейчас. Махни рукой и разлетятся, как утренний туман, как дым.

По лицу Влады можно было понять,что не поверила. И как было верить, когда на ее глазах с оберегом вокруг дерева ходил. Но говорить не стала. Едва выбрались на дорогу, как тут же всадила каблуки в лошадинные бока, разгоняя коня в галоп., чтобы поскорее уехать от не доброго места. А Радогор удерживать ее не стал. И уже в полдень, когда лошади потемнели от пота, они поднялись на пригорок, с которого можно было увидеть город. И без спешки направили коней к воротам. Обогнули вереницу возов и подъехали к стражу, который давно приметил их, посчитав их поведение через чур дерзким. Сурово свел брови к вздернутому, густо усыпанному веснушками,

носу и начальственным баском прокричал.

– Куда прете? Или глаза застило, что людей не видите?

Поднял на них хмурый взгляд и расплылся в улыбке.

– Прости, сударь Радогор, не признал сразу. Запарился. После стольких дождей и такое пекло. Стою, как в шубе. Вода аж по желобку катится. А народ и туда, и сюда…

Радогор улыбнулся и протянул на ладони серебро.

Но страж затряс головой и, даже, заслонился от него рукой.

– Так проезжайте. Узнает воевода Смур, что въездное содрал с тебя, прибьет, не сказав худого слова. И без всякой пощады. Велено сразу к нему вести, как только в воротах объявитесь. Вран твой еще третьего дня прилетел. Все на башне сидел, а как вам приехать снялся куда – то.

Радогор улыбнулся, узнав воина.

– Нет уж, дружище, к воеводе нас вести не надо. Мы прежде к Невзгоде. Умыться с дороги, поесть. А потом уж и на глаза воеводе не стыдно будет показаться.

Но Середка, так звали воя, слушал его плохо. Глаз не сводил с молодехонького подбористого воя, одетого так же, как и Радогор. И, кажется, начал о чем то догадываться, когда юный спутник Радогора выехал вперед и весело засмеялся.

– Это… - Хотел он спросить, но не успел.

Княжна приложила палец к губам.

– Тсс… друг мой, не говори громко. – Предупредила она, веселясь от его расстерянности. И заторопилась за Радогором.

В трактире, несмотря на то, что день в разгаре, было людно и шумно. Радогор остановился на пороге и поискал глазами хозяина.

– Сударь Невзгода! – Громко позвал он, увидев, как тот ловко снует, несмотря на немалый вес, между столами.

Услышав столь необычное к себе обращение, трактирщик замер, остановился и круто повернулся на зов. И расплылся в широкой, хлебосольной улыбке.

– Твоя милость Радогор!

И, сразу забыв о всех своих гостях, со всех ног бросился к нему.

– Рад тебя, сударь, видеть в добром здравии.

– Друг Невзгода, комнату мне и моему товарищу. И присовокупи сюда добрый обед. – Улыбнулся, зажал его руку в своей ладони и вложил в нее серебро. – И не вздумай отказаться, дружище. Обижусь. Да, еще… Позаботься о наших лошадках.

– Его милость, воевода Смур… - Забормотал Невзгода, растерянно глядя на серебро.

Радогор уже поднимался по лестнице на поверх. Но приостановился и шепнул ему на ухо.

– Обижусь.

Люди начали узнавать его, оглядывались, а кто – то даже помахал ему рукой. Радогор, ни как не ожидавший, что его запомнит столько людей, смутился и ответил сдержанным поклоном.

– Поторопись, мой друг. Боюсь, что Середка не утерпит и сам ринется к Смуру, а мы хотели сначала привести себя в порядок.

Невзгода живо повернулся к нему.

– На воеводу тоже нести обед?

Радогор обреченно вздохнул.

– Неси и на воеводу, хотя не думаю, что он разделит с нами трапезу.