Предназначение
Шрифт:
Вечная тьма закрыла и лес, и Владу, и бэра. Только она, чье имя лучше не поминать вслух. И ее напевный и немного усталый голос. И почему Ольх, когда лишь Влада помнит это, всеми забытое, имя? А больше и не кому.
Ольх…
И Ольх ли?
– Уснул, Радогор? – Пробился издалека голос Влады. – Поешь прежде. Сам с собой уж говорить начал.
Образ богини потускнел, оделся черным облаком.
– Береги меч, воин Ольх. – Слова почти не слышны. – Потеряешь, не вернешь. И не дай ему завладеть собой. Хитер и коварен он, как
Влада трясет рукой за плечо.
Сон тяжкий каменной глыбой вдавил его в землю, головы не поднять.
Сквозь мглу проступают очертания жилищ. Не таких, как в бэрьем городище. И не таких, какие видел в городе Смура. Огромные, каменные муравейники с десятками почерневших от копоти, окон. А в просторной улице жарко пылает железное чудище. А еще два со страшным грохотом, изрыгая черный дым, спешат улицей к нему. Подле кострища мертвые, до неузнаваемости изуродованные, тела в диковинной же одежде. Воины, понял он. Окажись в такой одежде в лесу. Не сразу и разглядишь. В одном из убитых, к удивлению, узнал себя. Но не удивился.
– А с тем пеплом и зло разлетится. – Повторила Повелительница смерти.
Ее голос мешает разглядеть другие, но тоже очень знакомые тела. Но почему он там, среди убитых? Наваждение.
– Сначала иссушит ненавистью душу, затем завладеет разумом, а там и до тела доберется.
– Зачем? – Спросил, лишь бы не молчать, не отрывая взгляда от того, что происходило внизу. – Он и так упакован, что надо! Не подкопаешься. Одни когти чего стоят.
Грохочущее чудовище остановилось около железного костра. Почти сразу подошло и второе, фырча и отдуваясь. И из чрева полезли такие же, странно одетые, люди.
– И тогда уж не Олег, не Ольх, не Радогор взмахом меча обрушит на мир всю мощь армий зла тьмы.
Радогор почтине слышал голоса богини.
– Скажи мне, кто там? И почему мне кажется, что я знаю… Или помню…
– Там ты, Ольх, прежде, чем сестрица Макошь увидела тебя. Не я сказала, сам вспомнил. Но тогда тебя звали Олегом. И Макошь почему то решила, что ты, как раз тот, кто совладает со злом и подарила тебе новую жизнь. Мне же осталось только перенести тебя по дороге мертвых туда, где в ту пору был меч Тьмы и Зла. К старому волхву.
– Выходит, я прежний умер? – Горло сдавила злая, безжалостная рука, а голос стал хриплым, срывающимся.
– Ну, почему же, так сразу и умер. - Богиня оказалась в, явно затруднительном, положении. – Жив, хотя и не совсем Олег. Кое – что даже успел вспомнить… что, впрочем, было совсем необязательно.
– Убили…
– Жив, и довольно не плохо устроился. – Марана усмехнулась. – Княжна рядом, княжеская гривна на груди и слава за спиной. А того больше впереди ждет.
– Радо!
Тело Олега, его тело исчезло в чреве железного чудовища.
– Она у тебя не глубоко закопана. Не дальше пяди от рукояти твоего меча. Твой волхв хорошо это знал и поэтому постарался упрятать его от подручных Тьмы. И за меч не разу не брался с той поры, как узнал, какая добыча к нему попала. Десятилетиями берег его от людских глаз. Берег и страшился его неукротимой силы. По этой же причине и убить себя позволил. Но что сделано, то сделано. Ты поднял меч, тебе его и нести. Я открою тебе дорогу, а дальше пойдешь сам. Но помни мои слова. Ты уже один раз воспользовался мощью меча и познал его силу.
Железное чудовище валится во тьму. И Марану можно угадать сейчас только по голосу.
– Где я найду его, богиня?
– Ищи убежище в горах. Но где те горы? В этом ли мире, в ином ли? Ищи сам. Для нас его укрытие неведомо.
В железном чреве тесно. Холодные стенки сжимают плечи с такой силой, что воздух с хрипом рвется из легких.
– Кто я? Ольх? Или Олег?
– Радогор…
– Радо!
Руки с силой тяянут его за плечи. Но не ее рукам совладать с тяжестью его тела.
– Радо!
С усилием открыл глаза. Влада, видел все, как через мутное слюдянное окошко, поминутно вытирая слезы и шмыгая носом, трясла его, как перестоявший сноп.
– Прости, задремал.
Снова всхлипнула и без сил упала рядом.
– Укачало в седле.
И виновато улыбнулся. Но улыбка получилась вымученной, больше похожей на гримасу и болью отозвалась во всем теле.
– Задремал… - Сквозь слезы выдохнула она. – Оглянись!
Послушно, не вставая, повернул голову в сторону. Вокруг него лежал плотный, больше похожий на снег, иней.
– Рухнул в траву, как подкошенный и побелел, как смерть. И сразу холодом обнесло, аж закоченела вся. Даже бэр убежал. – Заторопилась она, глотая слова и… слезы.
– Кто бы подумать мог! Бывает же такое. – Удивился он.
– До зимы еще жить да жить.
Но княжне его его слова не понравились. Сошмыгнула, разом выступившие слезы и ударила от обиды кулачком в грудь.
– Опять смеешься! Сказать не хочешь, что тот, с крыльями, снова приходил за тобой. – От обиды губы затряслись и слезы полились не в два, в три ручья.
– Ну, ну… И не стыдно? – Проворчал он, прижимая ее рукой к своей груди. – А еще взрослая девочка! Разве поляницы плачут? А ну, как увидит кто? Что могут подумать? Говорю же, задремал.
– А то я не знаю, когда задремал, а когда совсем по другому…
Оказавшись под его рукой, она начала успокаиваться. А он лежал, восстанавливая в памяти дикий сон. Или видение. А, может, явь! И содрогнулся, зримо представив свое истерзанное, изуродованное тело. Но тут же успокоился, не весело усмехнувшись. Жив, а это не так уж плохо!