Предназначение
Шрифт:
Как раз в руку сказала Копытиха.
– Откушать со мной не желаешь ли, тетушка? – С хлебосольной улыбкой спросил он. А что еще ему было делать?
Кикимора фыркнула.
– Нашлась родня, когда не ждали. И как же зовут тебя, племянничек?
-Отец с матерью Ольхом назвали, дедко Вран Радогором….
Кикимора задумалась, мучительно морща лоб.
– Радогор, Радогор… Не помню, не слыхивала.
– Все равно не вспомнишь, как бы не старалась. Лучше присаживайся, откушай со мной. Одному кусок в горло не лезет, а вдвоем так и сухарь проскочит,
Кикимора смотрит с подозрением, подвоха ждет.
– Мясцо у меня, милок, уже зубы не берут, сносились все от старости. Вот сальца бы, так нет его у тебя. А за хлеб спасибо. – иссохшая ветка протянулась к нему, длинные пальцы приняли краюху. Долго обнюхивала ее, разглядывала и, не спеша. По старушечьи мелко, принялась ее жевать.
– А где сам то жиешь, молодец? – Утолив первый голод, наконец, спросила она, с любопытством разглядывая его.
– В гости приехал. – Радогор махнул рукой, с зажатым ломтем хлеба, себе за спину. – Тут, не далеко. У матушки Копытихи. Может, слышала про такую?
– Как не слышать? Слышала. Обходительная женщина. И приветить, и поговорить умеет. Бывало часто к ней захаживала, а теперь вот не могу. – С сожалением вздохнула кикимора. – Ноги болят. Не доплетусь. Иссохла вся. Сам видишь, где живу.
Голос кикиморы стал жалостливым, на глазах выступили слезы.
– Так и поискала бы для себя место посуше. От воды самая хворь в таком возрасте.
– Перебралась бы, а как? – Мотнула головой на сторону. – А это на кого оставлю? На соседа.
В ее глазах зажегся огонек, а голос скрипел, так, что у Радогора зубы заныли.
– Столько времени оберегала, хранила для людей, а сейчас все бросом брошу? На соседа оставлю? Не доедала, не досыпала и на те вам, дорогой соседушка?
– Плох сосед?
– У –у – у! Не то слово! Норовистый да буянистый, сил нет. Чуть что не по ему, такими не хорошими словами начинает браниться, что хоть уши затыкай. А я хоть и не молода годами, а все девица и мне ли слушать такое? Вступиться за же за меня, сироту, не кому. Как есть одна на всем белом свете осталась. – И снова прослезилась. – Сватался тут один ко мне. Совсем не давно было. И ста лет еще не прошло. Ну или больше чуток… Да я отказала. Сучок сучком и ни какой дородности. И на слова не самостоятельный. От слова до слова выспаться можно. Только здесь душой и отдыхаю.
Радогор слушал ее, боясь улыбнуться.
– Сосед тот, часом, не водяной?
Кикимора замахала на него ручками.
– Как можно такое подумать? Водяной, мужчина из себя самостоятельный. Важный и упитанный, даром, что с хвостом. Но и он на днях перебрался в другое место. Сказал, уши больше не выносят и душа не терпит.
Посмотрела на пустые руки и, с надеждой в голосе, спросила, стыдливо отведя глаза в сторону, спросила.
– А не осталось ли у тебя, молодец, еще кусочка? Отдам при случае. От расстройства на еду потянуло. Так скоро из дома убегала, что и узелок не собрала в дорогу.
Радогор с охотой протянул последний ломоть.
– А скажи мне,
Стоило упомянуть ему это имя, как у кикиморы чуть кусок в горле не застрял. Вздрогнула и вызверилась на него.
– А ты как прознал про Упыря, милок? – Сказала с плохо скрытым подозрением. – По началу казался такой весь из себя! И на улыбке, и худого слова не скажет. Я уж подумывать начала, уж не свататься ли собрался? А он обжился и будто кто телегой его переехал.
Радогор уже почти не слушал ее. только замолчала, чтобы дух перевести, как тут же спросил.
– Долго проживешь здесь, тетушка?
– Сама не знаю. Ушла бы, хоть сегодня, а ноги не идут. – Быстро отозвалась кикимора. – А ты зачем это спросил?
– Помочь хочу…
Глаза кикиморы повеселели. Но тут же снова какие – то подозрения заставили ее нахмуриться.
– А тебе зачем это понадобилось?
– Почему бы не помочь хорошему человеку? – Улыбнулся он. – Да и дорогу он мне переехал.
– Ну если так, дней пять проживу. А дальше уж не утерплю, убегу. Обратно пойду на муки.
Глаза стали скорбными, тоскливыми. От переполнившей жалости к себе скукожилась, руки соскользнули с колен и безвольно повисли.
– Пожила бы еще. Отогрелась… успокоилась.
Кикимора взвилась над кочкой.
– А тут пропадай все пропадом? Да он, соседушка мой, тут же и межу перетащит, кого хитростью к себе переманит, кого силой сведет. Или я для него копила да обихаживала? Нет уж, пять дней от силы и побегу. – Выпалила она одним духом.
Радогор поднял левую бровь.
– Меня возьмешь с собой? Может, и помогу чем…
– Выйдет ли? – Кикимора откинула его придирчивым взглядом, не пропустив ничего. Ни крепких рук, ни просторной груди и широких плеч. – Даром, что образина болотная, каких свет не видывал, а силища в нем скопилась непомерная. И вся от злости.
– Так берешь? – Настойчиво повторил Радогор.
– Ан быть по твоему. – Решилась кикимора. – Только я, милок, напрямки побегу. Перевозишься весь в дрягве.
-Отмоюсь. Не та грязь, что на платье.
Кикимора поскребла затылок.
– Правда, есть и другая дорога. Посуше… А потом все равно через дрягву. – И нерешительно спросила. – А, может, и мне с тобой к Копытихе наведаться? Давно не виделись. Наверное думает, что и померла уж. Сколько времени не забегала. Ты как посоветуешь? Вечером посидим на крылечке, посудачим…
– Коли охота есть, почему не навестить? – улыбнулся Радогор.
– А, так и быть. Уговорил! Сбегаю на денек. И И нетерпеливо проворчала. – Ты у воды то долго еще прохлаждаться будешь? Так и до ночи не доберемся. А я молоко парное страсть, как люблю. Надоело всякую гадость в рот толкать изо дня в день.
И резво выскочила из воды на своих рогульках. Отряхнулась, рассыпая мох и водоросли, и засмущалась.
– Ты, парень, в мою сторону не смотри. Вся одежонка на мне от ветхости рассыпается. А я, с какой стороны не посмотри, а все равно девка. Стыдно мне телом перед тобой светить.