Предназначено судьбой
Шрифт:
Лучше уж позаботиться о себе самому. Чома понял это еще в четырехлетнем возрасте. Индиго тогда было шесть. Отец принес домой сахарную палочку и отдал старшему сыну, Чоме же ничего не досталось. Правда, позднее, когда отец ушел, Индиго поделился с братишкой, но это уже ничего не изменило. Чома запомнил раз и навсегда: он отцу не нужен, и обида осталась на всю жизнь.
Ничего не поделаешь, такая у него судьба. Поэтому Чома компенсировал несправедливость судьбы по-своему: воровал
Здесь было чем поживиться.
Этот рыжий хорошо дрался. Чома никогда не видел, чтобы кто-нибудь так ловко владел саблей.
На шею зарытого нацелился краб, и Чома отшвырнул его в сторону.
— Ползи отсюда, — прошептал он. — Это моя добыча. Рыл Чома не спеша, то и дело отдыхал. По лицу стекал пот. Солнце едва взошло, а уже было чертовски жарко. Но особо медлить было нельзя — вода быстро прибывала. Еще немного — и пленник захлебнется.
Вот тело наполовину обнажилось, голова безвольно свесилась набок.
Потом Чома докопал до колен. Волны уже лизали края ямы. Закряхтев, Чома взвалил бесчувственное тело на плечо. Неправильно устроена жизнь, нечестно. Одним все, другим ничего. Индиго получил все земные дары на блюдечке, а он, Чома, должен надрываться из-за каждого медяка.
Когда он с размаху шлепнул рыжего по татуированной груди, по телу пленного прошла судорога.
Чома схватил лежащего за ноги и поволок по песку.
— Еще немножко — и тебя проглотило бы море, — пробормотал он.
Рыжий закашлялся, захрипел.
Солнце припекало все жарче. Чома огляделся по сторонам: не видит ли кто.
Не дай Бог, Индиго узнает, что его приказ нарушен. Но кому нужен труп?
А вот продать такого крепыша можно за хорошие деньги. Рабы всегда в цене. Один знакомый надсмотрщик с сахарной плантации, что на другой стороне острова, просил при случае посодействовать. Рабы дохнут как мухи, а рабочих рук всегда не хватает. Надсмотрщик тот — человек понимающий, лишних вопросов задавать не будет.
Чома улыбнулся. Тут можно заработать целый золотой. Будет сегодня вечером и бутылка рома, и сладкая бабенка.
— Тебе надо поесть.
Джиллиан отвернулась, уткнувшись лицом в подушку. Ее лицо было белее мела.
— Не могу.
— Ты должна. Хотя бы ради ребенка. — Беатриса держала в руках миску с черепаховым бульоном. — Дункан сказал бы тебе то же самое.
— Дункан мертв, — вяло ответила Джиллиан.
Беатриса поставила миску на столик, обмакнула платок в чистую воду и протерла сестре лицо.
— Тем более нужно есть. У тебя теперь никого
Джиллиан повернула голову. За последние часы она так много плакала, что слез уже не осталось. Душа словно онемела. Джиллиан не могла думать, не могла даже молиться. Дункан сказал, что любит ее, и вот теперь его нет. Его поглотило море.
— Что же мне делать? — прошептала она.
Беатриса отложила платок и снова взяла миску с супом.
— Прежде всего нужно поесть. Потом оденься, сядь на веранде, подыши воздухом. Тебе нужно набраться сил.
— На веранде жарко. — Она оттолкнула миску. — Здесь тоже жарко. Я не могу вздохнуть.
Беатриса подошла к открытому окну и стала смотреть на джунгли.
— Ну что там еще? — слабым голосом спросила Джиллиан.
— Ничего. Я ничего не сказала.
— Зато подумала! Я знаю, ты считаешь, что я слишком себя жалею. Но ты ничего не понимаешь. Ведь я любила его. И он признался, что любит меня, а теперь его нет.
— Разве что-нибудь можно изменить?
Джиллиан удивилась. Это было не похоже на Беатрису. Ее голос звучал почти гневно.
— Нет, изменить ничего нельзя, — вздохнула Джиллиан.
— Так что же ты киснешь? Хочешь умереть? Убить его ребенка?
— Индиго все равно не позволит мне оставить ребенка. Меня продадут, как миссис Амстед.
— Ты вынашиваешь дитя уже четыре месяца. Дай же ему шанс. Ведь это твой ребенок.
— У него нет шансов.
Беатриса покачала головой:
— Джил, ты меня удивляешь. Неужели ты позволишь, чтобы обстоятельства взяли над тобой верх?
— Как ты не понимаешь! Ведь он умер! — Джиллиан запустила в сестру подушкой. — Единственный мужчина, которого я любила, мертв!
— Ты только не сердись на меня, — Беатриса ловко отразила нападение. — А если уж сердишься, то пусть это придаст тебе сил.
Джиллиан снова безвольно откинулась на подушку:
— Ты не знаешь, чего требуешь. Этот мерзкий пират, убивший моего мужа, хочет на мне жениться. Я должна рожать ему детей!
— Зато ты будешь жива. А заодно спасешь и ребенка Дункана.
— Не смеши меня. Я не выйду замуж за пирата. Ни за что на свете! Она зарылась лицом в подушку.
Беатриса подошла к кровати и рывком выдернула из-под нее подушку.
— Я говорю тебе то, что сказал бы и Дункан.
— Он потребовал бы, чтобы я спала с другим мужчиной?
— Он хотел бы, чтобы ты осталась жива! — в сердцах крикнула Беатриса. — И чтобы его ребенок тоже жил.
У Джиллиан из глаз хлынули слезы. Все эти годы она была сильной, а Беатриса слабой, и вот роли переменились.