Предпоследний герой
Шрифт:
– Пересядь отсюда, – вдруг услышала она.
Подняла глаза. Рядом со столиком стояла официантка – вся из себя, как часто встречаешь на юге, «чересчур»: слишком короткая юбка, избыток лиловых теней, «слишком белые» волосы.
– Во-первых, здравствуйте, – кротко отвечала нахалке Настя.
Девица на приветствие не ответила. Повторила еще более раздраженно:
– По-русски тебе говорю – пересядь!
Кажется, когда они бывали тут с Сеней, их эта же официантка обслуживала. Только тогда она была брюнеткой и держалась куда вежливей.
– Почему
Девица закатила глаза:
– Мне тебе что, сто раз повторять?! Пересядь, говорю!
«Маразм», – уверенно поставила диагноз Настя. И вежливо спросила:
– И куда мне пересесть?
Официантка вскипела еще больше:
– Эти москвичане – как дети, ей-богу! Вон столов кругом полно. Садись, куда хочешь.
За презрительное «москвичане» Настя обиделась. «Когда мы с Сенькой тут были, эта девка себя совсем по-другому вела. Впрочем, Сеня – и не москвичанин».
– А с этим-то столом что не так?
– Тьфу, – плюнула девица. – Лучше б я тебе не говорила! Лучше бы ты сама с Арсеном разбиралась!
И Настя вспомнила – Сенька ведь ей рассказывал: «У нас в городе – правила особые. В Москве таких нет. Взять, например, это кафе. Вон, видишь, столик самый уютный? Самый хороший – а никто за ним не сидит. Потому что туда кому попало садиться нельзя. Его Арсен занимает. Хозяин. Он, правда, тут редко бывает – но его столик все равно занимать запрещено».
Что ж, против Арсена у нее сил не хватит. И Настя покорно перешла за другой стол. Официантка следовала за ней, вызывающе цокала каблуками.
«Надо с ней помириться», – решила Настя. И вежливо спросила:
– А как вы догадались, что я из Москвы?
– Тю! (Как приятно слышать родное Сенькино «тю»!) Та только ж вы так говорите, – хохотнула официанта и передразнила, упирая на «а»: – «Па-а-чаму».
– Ладно, буду переучиваться, – пообещала Настя. И принялась заказывать: – Можно мне шашлыку триста граммов, и салат овощной, и…
– Шашлыка нет, – перебила девица. – Салат вялый. Вчерашний.
– А пахлава есть? – с надеждой спросила Настя.
– Па-аа-хлаа-ва! – опять передразнила ее девица. – Кончилась па-ахла-а-ава-а!…
– А мороженое?
– Не завозили, – отрезала официантка.
– Ну хоть что-нибудь есть?! – воскликнула Настя.
– Только кофе, – издевательски улыбнулась девица. – И бутерброды, но в них хлеб сухой.
А Настя заметила, что на соседнем столике, где сидели местные, красуется и шашлычок, и вполне свежий на вид салат, и, главное, куски хлеба – только что из пекарни, даже пар от них идет.
Но качать права она не решилась. «Ладно-ладно. Придем мы сюда с Сенькой… Нажалуюсь я ему на тебя… Ты тогда по-другому запоешь!» – злобно покосилась она на официантку. А вслух спокойно произнесла:
– Тогда, пожалуйста, кофе. И четыре бутерброда.
Уточнять ассортимент Настя не стала – ясно, что опять на хамство нарвешься. И она
– Бутерброды – с чем есть. Хоть с хреном.
Закат Настя встречала на балконе.
Отчего-то ей показалось, что домой лучше вернуться до темноты. Ну их, этих южан, – еще споткнешься вечером о какого-нибудь Арсена. Это ведь только когда они с Сенькой вместе гуляли – их никакие хулиганы не трогали. И в кафе относились любезнее.
И вообще – придется признать: есть и от Сени польза. Не только от хулиганов и от официантки была бы защита. Как хорошо было бы посидеть сейчас рядышком на диване, пересказать ему разговор с бывшей медсестрой бабкой Леной, послушать его мнение, попросить совета…
Но Сенька далеко. С ним даже по телефону не поговоришь – аппарата в квартире нет, нужно на телеграф топать. Да и о чем с ним говорить? Сам же сказал, что в историю с эликсиром он лезть не желает. А просто так – обмениваться общими фразами – Настя не хочет.
«Не пойду я на телеграф. Пусть поскучает. Поволнуется, – решила она. – А Николеньке позвоню завтра».
Она сходила на кухню. Соорудила себе очередную порцию бутербродов – никакого сравнения с теми, что подают в кафе «Василинка». В Южнороссийске, видно, ей придется дома питаться – а продукты покупать в центральном гастрономе. Там оказалась в продаже вареная колбаса – правда, с очередью, но вкуснющая. А хлеб – серый, такого в Москве не бывает – вообще выше всяких похвал.
Настя прихватила тарелку с бутербродами, чашку с чаем и снова вернулась на балкон.
Солнце неумолимо закатывалось. Чайки провожали светило истошными криками. С моря несся одуряющий йодистый запах.
«Эх, пройтись бы сейчас по Набережной! – подумала Настя. – Посмотреть на прибой и на лунную дорожку…»
Был бы с ней Сенька – они обязательно пошли бы гулять. Они с ним всегда по полночи на Набережной сидели… Но сейчас лавочка, которую они называли «своей», занята группой шумных подростков. И те галдят-матерятся погромче чаек. Совсем не хочется мимо них проходить…
«Нет, нехорошо сейчас на Набережной. Придется мне дома сидеть. Пораньше спать лягу. А завтра с утра пойду этого деда Кира искать», – решила Настя.
Она в последний раз взглянула на море и хотела уже вернуться в квартиру, как вдруг увидела: подростки – те, что сидели на «их с Сеней» лавочке, – задирают какого-то прохожего.
– Вали отсюда! – расслышала она. – Давай, чеши, а то рыбам скормим!
«Вот сволочи!» – в бессильной злобе подумала Настя. Хоть и почти темно стало, но разглядеть можно: человек, на которого кричат подростки, худенький, жалкий – в чем только душа держится. И старенький. А эти, гады, – сытые, благостные, пыхают сигаретками. Цепляются к прохожим. Да был бы тут Сенька – он бы мигом с ними разобрался. От квартиры до Набережной – два шага. Уж не сомневайтесь – Сенька бы не испугался. Вышел – и быстро поставил бы уродов на место!