Предпоследний герой
Шрифт:
Слава богу, не все так безнадежно. Бывали денечки и похуже. Сейчас у него есть крыша над головой. И – деньги.
А на деньги можно купить водки или вина. И немудрящей закуски: килек в томате, серого хлеба. А в стенке, принадлежащей уехавшему в Америку журналисту Черкасову, полно хороших книг…
Вот Арсений и валялся на кровати. Читал…
А у кровати стояла бутылочка кисло-сладкого болгарского вина «Монастырская изба». Он по случаю купил, с небольшой переплатой, целый ящик.
Пил прямо из горлышка, как ситро
Когда бутылка у кровати пустела, Арсений шел на кухню и открывал новую. Штопор куда-то запропастился, и приходилось проталкивать пробку внутрь – карандашом или пальцем.
Приходил назад и снова ложился с книжечкой. Взялся было за Хемингуэя – но там слишком много было любви. Слишком напоминало все про Настю и их лучшие дни. Тогда он начал «Обыкновенную историю». В школе он ее не прочитал, а в университете не успел до нее добраться. Гончарова проходили вроде на третьем курсе, а его тогда уже выгнали. Правда, любовь в «Истории…» тоже была – но настолько старинная, словно невзаправдашняя. Вот он и читал, не спеша, Гончарова, попивал винцо. Порой откладывал книжку, засыпал, просыпался…
Утро, день, вечер и ночь как-то перепутались. Когда хотелось есть – Арсений выходил на кухню, хватал кильки прямо из банки.
Телефон не звонил. А может, он его отключил? Сеня плохо помнил.
Нет, наверное, все-таки не отключил, потому что однажды его разбудил телефонный звонок.
Несмотря на то, что он еле-еле проснулся, Арсению почему-то захотелось снять трубку, услышать человеческий голос.
Он не спеша встал, поковылял на кухню к аппарату. Пока дошел – телефон прозвонил, наверное, раз сто.
В квартире стояли сумерки – то ли зимний закат, то ли рассвет. Скорее, пожалуй, закат. Кто же станет звонить на рассвете? Такого, собаку, и пристрелить не жалко – не то что трубку брать.
Свет он включать не стал. От света сразу же глаза заболят.
– Алло… – проговорил Арсений в трубку.
Голос его не слушался. Язык еле ворочался в пересохшем рту. Казалось, он занимает все пространство от зубов до горла.
– При-иве-ет! – пропела сладенько женщина в трубке.
Арсений не понял, кто звонит. Знал только одно: это не Настя.
К сожалению, не Настя.
Он так и спросил-выдохнул:
– Кто?
– Это я-я-а!… – снова пропел кокетливый голос. – Предлагаешь девушке вечную любо-овь, – посмеялся голос, – а сам в кусты?…
– Не нужна мне… никакая любовь… – пробурчал он. Столь длинная фраза далась ему с громадным трудом.
– А мне нужна! – кокетливо засмеялась девица, и тут только Арсений наконец узнал, кто это. Это была Милка.
– Милка, ты? – прохрипел он.
– Слава богу! Ну наконец-то догадался! Штирлиц!… – развеселилась
– Чего… звонишь… – выдохнул он. После этой фразы сил у него совсем не оставалось, губы и язык распухли, и дико захотелось пить.
– Повидаться я с тобой хочу, – напрямик, весело провозгласила Милка. – У меня есть кое-что для тебя интере-есненькое… Давай, приглашай меня скорее в гости!…
Он молчал.
– Только не надо врать, что ты не один, – продолжала, посмеиваясь, Милка. – Я знаю: ты – один.
– Откуда?
– Разведка донесла… Ну, давай, диктуй мне адрес.
– Я… – пробормотал он. – Я слегка не в форме… Не до тебя…
– А мы тебя приведем в форму, – с задорными сексуальными интонациями пропела Милка. – Ну, давай, давай адрес!… Я тебе вку-усненького привезу-у…
«Какого черта? – подумал Арсений. – Какого черта она набивается?»
А потом вдруг возникла дрянная мыслишка: «А почему бы, собственно, нет? Почему бы не доказать Настюхе: свет клином на ней не сошелся? Почему бы и не Милка?… Наконец-то. Раз она сама набивается!»
– Ну, пиши… – ухмыльнулся он. Продиктовал адрес. Объяснить Милене, как дойти от метро, было выше его сил.
– Ну ладно. Жди, – пропела Милка. – Часиков в восемь к тебе приеду. Расскажу тебе кое-что.
– А щас…
– Что?
– Времени сколько? – прохрипел он.
Она расхохоталась.
– А день какой, помнишь?
Честно говоря, он и дня-то не помнил. Что февраль, помнил точно. Где-то конец февраля. А может, уже и март наступил?
– Сейчас четверть шестого, – смилостивилась наконец Милка. – Если тебе интересно: вечера. То есть: семнадцать – пятнадцать. А в восемь, или в двадцать ноль-ноль я буду у тебя. Запомнил? Запиши, а то забудешь!…
И она расхохоталась и положила трубку.
Настя
У Насти был секретный телефон медцентра – этого несчастного «Катран-меда». Его никогда не давали никаким больным и родственникам. По нему всегда отвечали или Сеня, или его верный партнер Ваня Тау.
Сенька не появлялся там вот уже целую неделю. Его молчание ее всерьез задело. Она ушла от него – а ему как будто того и надо. Даже перестал интересоваться, как они там с Николенькой. А вдруг им нужно что? Или они заболели?…
Конечно, Настя понимала: во время последнего разговора с ним она была не права. Наговорила сгоряча лишку.
Много лишнего она наговорила. Но ведь он-то сам!… Он-то еще более не прав! И теперь… Теперь он мог бы… Нет, конечно, не извиниться – этого от Сеньки не дождешься, слишком гордый! – но хотя бы сделать какие-то шаги навстречу…
«А может, с Арсением случилось что?» – думала Настя. Заболел? Или обиделся на нее настолько сильно, что решил порвать с ней совсем? Без всяких дополнительных объяснений, ссор, выяснения отношений?…