Предрассветная тьма
Шрифт:
— Посмотри на меня, дорогая, — спокойно говорю я.
Она не двигается с места.
— Ава. Пожалуйста. Посмотри на меня.
Она поднимает подбородок, и безысходное отчаяние в её глазах почти разрывает меня на части. Это уже слишком. Лила. Это… Я делаю глубокий вдох и закусываю внутреннюю сторону щеки.
— Сейчас мы тебя отмоем, а потом… — я сглатываю, потому что пока ещё ничего точно не выяснил. — Мы уйдём.
Её глаза расширяются, затем девушка прищуривается от замешательства.
— Ты… отпустишь меня… — внезапно её грудь быстро начинает подниматься
Качая головой, я беру её за лицо обеими руками.
— Нет, мы уйдём. Ты и я. Вместе. Тебе здесь не место, — я ничего не могу с собой поделать, не могу бороться с влечением, которое к ней испытываю, поэтому я целую её губы — нежно, сконфуженно, невинно — потому что даже после всего этого где-то глубоко внутри неё всё ещё есть толика невинности. — Твоё место со мной, — говорю я, прежде чем даже осознаю это.
Я снимаю с неё разорванную футболку через голову, распускаю запутанный хвост и помогаю ей забраться в ванну. Когда вода касается избитого тела девушки, она морщится.
Я хожу перед ванной, запуская руки в волосы, и пытаюсь выровнять дыхание, но не могу. Чем больше я думаю о Лиле, об Аве, обо всех девушках, которых я помогал похищать, я теряю способность рационально мыслить. Кровь по ярёмной вене с силой пульсирует. Голова идёт кругом от ненависти и гнева, кожа буквально горит огнём и покрыта потом.
— Я вернусь, — говорю я сквозь стиснутые зубы.
Ава поднимает на меня взгляд. Она качает головой, её губы дрожат.
— Пожалуйста, не оставляй меня. Они… — она сглатывает, давясь словами.
— Нет, ничего они не сделают, я обещаю, — я сурово на неё смотрю. — Не сделают, понимаешь?
Она быстро кивает, закусывая зубами нижнюю губу, когда возвращается к мытью.
— Я достану тебе одежду, — я хватаюсь за ручку двери и останавливаюсь, но не поворачиваюсь, чтобы посмотреть на неё. — И что бы ты ни услышала, не выходи из этой комнаты. Я вернусь, — с этими словами я открываю дверь, выхожу и запираю её на ключ.
Из кухни доносится песня «Раскаты грома» Гарта Брукса. Я достаю пистолет из заднего кармана джинсов, взводя его, чёткий щелчок теряется в звоне гитары.
Смерть придёт за всеми нами, но некоторые не заслуживают тихо ускользнуть в ночи. Такие как Джонни Донован и Эндрю Биддл, Эрл, Бубба и Джеб, их нужно прикончить. И поэтому прямо сейчас во мне барабанной дробью стучит волнение. Убийство кому-то может показаться жестоким, но я могу сказать, что сила, которая волной разливается по тебе, когда ты наблюдаешь, как какой-то жалкий ублюдок испускает последний вздох, когда ты знаешь, что ты последнее, что он когда-либо увидит, — это ни с чем не сравнить.
Мой пульс остаётся ровным, пока я спокойно спускаюсь по лестнице, пальцы покоятся на гладком изгибе спускового крючка, когда я приближаюсь к двери. Поющий под радио Эрл, перетасовывающий колоду карт, сидит с сигаретой, свисающей с его губ. Я вхожу в комнату, и он едва успевает на меня взглянуть.
— Тебе нужно успокоиться, парень. Эта девка не… — бам. Бэр выскакивает из-под стола, когда Эрл оседает на стуле.
Дверь подвала с грохотом распахивается, ударяясь о стену, и я поворачиваюсь.
— Мать твою, — бормочет Бубба. Я навожу на него пистолет, и он поднимает обе руки вверх, его лицо белеет. — Теперь, — нервный смешок срывается с его рта. — Макс, опусти пушку. Ты же не хочешь… — звук капающей крови, падающей на пол кухни, привлекает его взгляд к Эрлу, и он с трудом сглатывает. — Ты же не хочешь сделать больше того, что ты уже наделал. Джеб и Эрл… Я ни слова не скажу. Я помогу тебе замести следы, только не убивай меня.
— Ты забрал мою сестру.
Он хмурит бровь, качая головой.
— Не знаю, о чём это ты, чёрт возьми, Макс.
— Заткнись, твою мать, — я чувствую, как ярость бьёт меня изнутри. Моя грудь вздымается, пульс стучит в висках. Я делаю шаг к мужчине и приставляю пистолет к его лицу. Он пятится, и я иду за ним до тех пор, пока пятки Буббы не оказываются на пороге в подвал. — Ты позволил Джебу сделать это с Авой, ты, больной урод.
Он сжимает челюсти и сверкает глазами. Бубба тянется ко мне, чтобы схватить у меня пистолет, но я нажимаю на курок, пуля летит сквозь его ярёмную вену. Плоть разрывается, кровь брызгами хлещет из артерии, и мужчина падает назад, его тело с грохотом летит вниз по старым ступеням, пока он не становится лишь безжизненной грудой, лежащей внизу.
— Она не была твоей, — говорю я. — Она моя, всегда была моей, ублюдок.
Я поднимаю пистолет и нажимаю на курок ещё три раза. Каждый раз пуля исчезает в его теле. Улыбаясь, я засовываю пистолет за пояс моих джинсов, затем спускаюсь по лестнице, осторожно обходя тело Буббы по пути в комнату Авы.
Я быстро собираю несколько предметов одежды и хватаю её журнал с края кровати, затем спешу через кухню наверх в ванную.
— Это всего лишь я, — кричу я через дверь, пока достаю ключ из кармана и вставляю его в замок. Когда я поворачиваюсь, то обнаруживаю, что Ава уже выбралась из ванны, завернута в полотенце, и у нее на лице пустой взгляд. Она не задаёт мне вопросов, когда я передаю девушке её одежду, а вместо этого быстро одевается.
Я протягиваю ей руку, и Ава берёт меня за неё.
— Нам надо выбираться отсюда, милая.
Она едва заметно кивает. Мы выходим из ванной и быстро спускаемся по лестнице. Пробегая мимо кухни, я вижу Эрла, лежащего лицом вниз в луже крови. У Авы перехватывает дыхание, и она останавливается, у неё расширяются глаза, она, не отрываясь, смотрит на кровавое месиво.
— Не смотри на него, — говорю я и веду её в фойе прямо к входной двери.
Холодный ночной воздух почти лишает меня дыхания. Ава тяжело дышит, и я притягиваю её ближе к себе, влажные волосы девушки прилипают к моей шее. Только когда я открываю дверь своей машины, она по-настоящему смотрит на меня.