Председатель
Шрифт:
Подходит корреспондент, дородный, солидный, не первой молодости, здоровается с Трубниковым, проницательно заглядывая ему в глаза
– Знакомьтесь, - говорит Клягин.
– Коробков.
– Трубников. Чем могу служить? Корреспондент тянется за блокнотом.
– Прежде всего, меня интересуют ваши, соцобязательства и цифры.
– Спрячьте книжечку, поживите у нас, познакомьтесь с хозяйством, с людьми, тогда поговорим.
– Задание оперативное, - значительно говорит корреспондент.
– Материал должен быть в субботнем
– Так не пойдет...
– начал было Трубников.
– Это задание оттуда...
– И вместо положенного слова "сверху" корреспондент тычет пальцем в небеса.
– Понимаешь, Егор Иваныч...
– И Клягин тоже указывает перстом вверх.
– Прасковья!
– кричит Трубников.
– Веди товарища в правление!
– И, повернувшись к корреспонденту: - Там вся наша цифирь вывешена...
Гордая поручением Прасковья уводит корреспондента.
Вдоль межи, делящей льняной массив на два поля, идут Трубников и Клягин. В стороне их поджидает "Москвич". Поля резко отличаются одно от другого. На одном лен высок, густ и строен, на другом - низкоросл, редок, да к тому же поклонился земле. Оба поля не бедны сорняками, но на первом идет прополка, там трудятся с полсотни-женщин, на другом ничто не мешает пышному цветению сурепы.
– Убедительно?
– спрашивает Трубников.
– Или дальше пойдем?
Клягин рассеянно покусывает травинку.
– Никакой Америки ты мне не открыл, - говорит он нехотя.
– А я не Колумб, я хозяйственник, и повторяю: надо нам с "Маяком" объединиться.
– Едва ли тебя поддержат, - так же вяло и рассеянно говорит Клягин. Сердюков о районе думает, а ты, Егор Иваныч, только о своем колхозе. Когда в районе с планом туго, Сердюков все как есть отдает, а из тебя зернышка не вытянешь.
– Опять, что ль, средние цифры?
– пренебрежительно бросает Трубников. Процент натянуть?..
– Да, опять!
– вспыхнул Клягин.
– Ничего другого с нас не спрашивают. Дали - сошло, не дали - мордой об стол!
– Ну, валяйте и меня мордой об стол, только прислушайтесь, только постарайтесь понять, ради чего мы тут бьемся!
– настойчиво говорит Трубников.
– Мы хотим доказать, что значит материальная заинтересованность колхозников, помноженная на инициативу.
– Ты эти мелкобуржуазные штучки брось, - замахал руками Клягин. Заинтересованность! Инициатива!..
И он быстро зашагал к "Москвичу".
Большое свежепобеленное здание нового клуба. На окнах следы только что закончившейся малярной работы.
На крыльце, покусывая травинку, тоскует московский корреспондент.
– А я вас жду, жду!
– невольно говорит он подошедшему Трубникову.
– Не оценил вашей оперативности, - со скрытой насмешкой отзывается тот.
– Как цифры?
– Разбудите хоть ночью, любую назову!
– с легкой профессиональной гордостью отвечает Коробков.
– Вам только цифры подавай!..
–
– Мне как раз хочется понять, что лежит за этими цифрами.
– Он вынимает блокнот.
– Как вы добились, например, такой высокой оплаты трудодня?
Из клуба на крыльцо, потчуя друг дружку табаком из тавлинок, выходят два плотника в фартуках, волосы подвязаны тесьмой. Вдруг они увидели Трубникова. Разом опустив руки по швам, они делают налево кругом и строевым шагом возвращаются назад. Даже очутившись в зале, они не меняют шага, так потрясла их встреча с председателем, не терпящим праздных перекуров.
– К параду готовитесь?
– спрашивает бригадир строителей Маркушев.
– На батьку наткнулись, - очнувшись, ответили плотники.
– Чего он там делает?
– С корреспондентом лясы точит...
– Ну да? Он сроду корреспондентов не уважал!
– Значит, неспроста, - глубокомысленно замечает один из плотников...
– ...Отругайте нас, - настойчиво говорит Трубников, - отругайте на все корки, что неправильно укрупнились, что "Маяку" и "Труду" надо объединиться, - громадную пользу принесете!
– Это верно, - соглашается Коробков.
– Но я послан на позитивный материал.
– Чего?
– не понял Трубников.
– На положительный...
– Это и будет положительный материал, если делу послужит.
– Товарищ Коробков!
– слышится голос Клягина.
– Закругляйтесь, опаздываем!
В доме Трубникова. Борька и Кочетков сидят у стола. Перед Кочетковым толстая книга по истории изобразительных искусств, у Борьки напряженный и робкий вид экзаменующегося.
– Какие существуют ордера колонн?
– спрашивает Кочетков.
– Значит, так...
– Отставить! Отвыкай от речевого мусора, без всяких "значит".
– Зна... гм.. дорический, ионический, коринфский.
В комнату с шумом входит Трубников и швыряет на стол газету.
– Читай!
– говорит он Кочеткову. Тот разворачивает газету.
– Позавчерашняя? Мы еще не получали.
– Я выдрал из подшивки в райкоме, читай!
– "Профессорские заработки в колхозе". Что за бред?.. Мать честная! Да это же о нас.
Он читает, шевеля губами, и глаза его все сильнее расширяются от удивления. Борька, а потом Надежда Петровна тоже заглядывают в газету через его плечо.
– Хорош гусь этот Коробков!
– возмущается Трубников.
– К нему - как к порядочному, а он вывалил на нас кучу сахарного дерьма, и хоть бы слово о деле!
– Мда!
– говорит Кочетков.
– Вот это отлил пулю...
– Мне Клягин, знаешь, что сказал: "Выходит, не мы одни очковтиратели?" Какая же сволочь этот писака!..
– Погоди!
– спокойно говорит Кочетков.
– Клягин же вот думает на тебя. Может, и Коробков не больше твоего виноват? Ему так указали...