Председатель
Шрифт:
– Будь здоров, Егор Иваныч, - с некоторым облегчением произносит Клягин.
Трубников выходит.
– Вечно он воду мутит, - замечает Сердюков.
– Пыжится, как принц Умбалла, - подхватывает Мышкин, - а где в "Труде" орденоносцы?
– Зато все сыты, - вполголоса произносит председатель колхоза "Красный путь".
– Ты, Пантелеев, эту потребиловку брось!
– осаживает его Клягин.
– При чем тут потребиловка!
– взорвался обычно тихий председатель. Прав Трубников. Вместо
– Смотри, товарищ Пантелеев, подобными разговорами ты поставишь себя вне рядов партии, - предупреждает его Клягин.
– Да я ничего...
– смешался Пантелеев.
– Одному Трубникову все сходит, - заметил кто-то из председателей.
– И ему не сойдет, всему свой срок, - успокоил председателя Клягин.
– Продолжаем, товарищи. Особенно плохо в нашем районе обстоит со свиным поголовьем. Достаточно сказать, что по свиноводству у нас нет ни одного Героя Социалистического Труда...
...Площадь перед зданием райкома, исхлестанная дождем со снегом. Выходит Трубников, на ходу натягивая прорезиненный плащ. Забирается в стоящий у подъезда вездеход. За рулем - Алешка Трубников, сменивший профессию ездового на водителя.
В нем появилась большая уверенность, а в отношении к Трубникову почтительная свобода.
– На щите или со щитом?
– с улыбкой спрашивает Алешка.
– Отбился, - устало отвечает Трубников. Машина трогается.
– Скажи-ка, Алешка, для чего существуют колхозы?
– Как - для чего?
– Алешка удивленно смотрит на Трубникова.
– Чтоб хлеб растить, чтобы люди сыты были...
– Вот и я так думал, - усмехнулся Трубников.
Вездеход Трубникова катит по улице Конькова.
Несмотря на снег, дождь, слякоть, разительно приметно, как изменился облик деревни, как она выросла, раздалась вдаль и вширь. Дома один к одному, под железом, с тугими плетнями палисадов, вдалеке высится каменное нарядное здание достроенного клуба, еще дальше - сложенная из белого кирпича школа.
Вездеход подвозит Трубникова к его дому.
Трубников входит в кухню. Навстречу ему из второй горницы появляется Надежда Петровна. Годы не отразились на ее статном облике. Лишь тревога, сквозящая во взгляде, несколько нарушает впечатление спокойной величавости, какой веет от красивой, моложавой женщины, счастливой в материнстве, в любви, во всем, чем может наградить жизнь человека.
– Как Максимка?
– тревожно спрашивает Трубников жену.
Вместо ответа Надежда Петровна судорожно прикрыла рот концом шейного платка. И вмиг сдуло с нее пыльцу позднего очарования - она будто разом постарела.
– Жар у него!.. Под сорок накатило!..
Они выходят в другую комнату и смотрят на спящего мальчонку. Слипшиеся от пота волосы разметались по подушке, от лица несет жаром
– Доктора вызвала?
Она махнула рукой.
– В Москву он уезжает...
Ничего не сказав,
Трубников идет через улицу, неловко натягивая на плечи пальто. Погруженный в свои мысли, он почти столкнулся с дородной, румяной бабой, Мотей Постниковой. За спиной у Моти мешок, в котором ворочается и порой повизгивает молочный поросенок - вечная Мотина забота.
– Никак ослеп, председатель?!
– радостно вскинулась Мотя.
– Извини, Матрена, - рассеянно проговорил Трубников, продолжая свой путь.
Мотя устремилась за ним.
– Мальчонка-то ваш как, Иваныч?
– Температурит, - отмахнулся Трубников от докучной бабы.
– Врача хорошего надо! Наш-то Валежин - фасона пуд, а толку грамм!
Но Трубников уже взбежал на крыльцо дома, где живет сельский врач Валежин. Он проходит из сеней в черную горницу, посреди которой стоят два перевязанных ремнями чемодана - большой и маленький, - а также клетчатый саквояж. Со свертком в руке из другой комнаты выходит Валежин, молодой, длинновязый, белокурый парень в свитере и модных брючках, и кричит кому-то незримому:
– Ведьма Иванна!
С печи свешивается голова старухи с темным горбоносым лицом и узким ртом об один зуб.
– Ведьма Иванна, образцовая сестричка так и не открывшейся больницы, молись за отрока Сергия, оставляю тебе лыжный костюм и сподние, шерстяные, почти целые...
– Валежин швыряег сверток на лавку и тут замечает Трубникова.
– Привет!
– Дезертируешь, Валежин?
– бешеным голосом говорит тот.
– Меня гнусно надули. Я согласился работать в больнице, а не в вонючей курной избе... Извини, Ведьма Иванна. Больницы нет и не предвидится.
– Больницу закончат к новому году, слово! Уже все оборудование заказано! Электротерапия у нас будет, Валежин, рентгеновский кабинет, зубодерня!..
– Похоже, что, увлекшись, Трубников забыл о причине своего визита.
– Пока я тут болтаюсь, воздвигнут свинарник на тысячу персон, птицеферма и парфенон для навоза, а где больница?
– Да пойми, Валежин, колхоз не обязан больницы строить, это дело района... Мы добровольно взялись!
– А мне-то что от этого?
– Вон как ты рассуждаешь! А ты сам помог стройке, ты хоть один кирпич уложил, вбил хоть один гвоздь?
– Я не каменщик, не печник, не плотник, не кровельщик, - говорит Валежин.
– Я из другого цеха - хирург!
– Паразит ты, а не хирург!
– со злобой говорит Трубников.
– В Москву потянуло, небось пристроился. Ну и катись колбасой, нам такие не нужны!
Резко повернувшись на каблуках, он выходит из дома, громко стукнув дверью.
– Пришел, увидел, обхамил!
– усмехнулся Валежин.
– Ну, черт с ним. Ведьма Иванна, рванем на посошок!
– Опять, что ль, "спиритус вини"?
– ворчит старуха.