Предупреждение путешествующим в тумане
Шрифт:
— А ничего. Мы поначалу частников потрошили — багажники ломали почем зря. Потом эти частники к нам же в мастерскую — за ремонтом. Прибыльно, да рисково. Не скажу, через кого Барин на нас вышел, — не знаю. Он с Профессором связь держит. В крайних случаях к нам обращается. Зато капусту не жалеет.
— Ты сам Барина видел?
— Нет, он всегда шестерку присылает. К Профессору, кстати, тоже. Не доверяет. Хитрый, сволочь. Если мы засыплемся, он пацана уберет — и как отрежет.
— Откуда ты знаешь Бессонова?
— Не знаю я его.
— Не виляй. Прибью.
— Говорю,
— Откуда?
— От Барина приказали — из Питера телеграмму устроить.
Адрес дали и текст. Вроде бабе его телеграмма. Мол, а ты не плачь и не горюй. У меня кореш в Питере, я ему по телефону продиктовал.
— А Громову? Веру Громову знаешь?
— Кто ж ее не знает? Давно по рукам ходит.
— Ее убили. В курсе?
— Нет… Лишнего не возьму.
Он попытался еще что-то сказать, но глаза у него затуманились, и он обмяк. Все-таки нокаут был основательный.
Я достал у него из кармана свои документы. Потом, подумав, забрал сигареты и спички. Так, ради пагубной страсти, пошел на воровство. Даже не на воровство — грабеж. То-то и оно. Надо было уходить, только я все никак не мог решиться. Наверное, от побоев и уколов голова варила с перебоями. Ноги словно приросли к полу.
Внизу послышались голоса. Потом два человека стали подниматься по лестнице. Я еще стоял неподвижно, пока они шли по коридору, и только в последний момент вышел из оцепенения и успел отступить в темный угол.
Луна уже вырвалась из оконного проема, и в комнате было совсем темно. Однако я нутром понял, что первым в комнату вошел лысоголовый. Вторым был пергидрольный. Он затоптался нерешительно в дверном проеме. Лысоголовый наткнулся на лежащего, выругался, достал из кармана фонарик. И только когда желтый лучик прорезал темноту, он вдруг почувствовал опасность и обернулся.
Он находился в метре от меня, и я с трудом смог его достать. Хотя, как мне показалось, кулак только скользнул по лысому черепу, он грузно осел на пол, и фонарик покатился по полу, погас. Пергидрольный метнулся вон, а я подбежал к окну и прыгнул вниз, в кусты сирени, умудрившись при этом только порвать одежду. Благо был второй этаж.
Через некоторое время сзади послышался звук, словно сломали сухую палку, и на плечо упала срезанная пулей ветка. Я оглянулся и увидел, как лысоголовый, высунувшись из окна, из пистолета целится куда-то в ночь.
Но больше он не стрелял…
5. ВТОРНИК
— Не дергайтесь, — говорит мне Сухоручко, обрабатывая ссадины на лице. — Это совсем не больно.
— Откуда вам знать? — я морщусь. — Вы такого не испытали.
— Верно, я ведь не ввязываюсь в дурные истории.
— Просто у вас для этого недостает решительности.
Сухоручко улыбается в ответ и бросает тампон в пепельницу.
— Все-таки лучше было бы показаться врачу, — говорит он. — Как у вас голова, не кружится?
— Пустяки. Отделался легким испугом. А здесь что, — я подмигиваю, — конспиративная квартира?
— Нет, просто товарищ
— А вы уверены, что я захочу что-нибудь выжимать?
Он качает головой, потом спрашивает:
— Есть хотите?
— Хочу.
— Тогда пойдем на кухню. Разносолов не обещаю.
Он открывает холодильник и, брезгливо морщась, достает оттуда кусок заплесневелого сыра и бутылку кетчупа. Сухоручко и сам мне напоминает этот кетчуп — трясешь, трясешь — ничего, а потом бац — и полная тарелка.
Оперуполномоченный тем временем хлопает дверцами шкафов. Наконец трагически изрекает:
— Я нашел только макароны. Вы любите макароны? Именно они будут у нас на ужин. Или на завтрак? Четвертый час, как-никак.
— Сожалею, что побеспокоил. Но странная штука — в этом городе я знаю только ваш номер телефона. И Эдгара. На работе его уже не было, а в общежитие не дозвонишься — постоянно занято. Так что пришлось побеспокоить вас. Наверное, ваша жена была не в восторге, когда я позвонил?
— Она привыкла. Привыкла к мысли, что она жена сыщика.
Я это имею в виду.
Он ставит воду на плиту и садится напротив. Потом говорит:
— Наломали вы дров.
— По-моему, этих типов вы можете элементарно арестовать…
— За хулиганство? Больше ведь не за что. Но только учтите — до суда ваши ушибы заживут. А отделали своего противника вы, судя по рассказу, основательно. Думаю, сломанные ребра — это минимальное. Вот и доказывайте — самооборона это была или превышение…
— Если честно, я на них заявлять не собирался. Но неужели во всем остальном они чисты и невинны?
— Вы не представляете, как трудно подобные элементы взять с поличным. Парадоксальная ситуация: преступники — производители и распространители наркотиков и их жертвы-потребители — все смертельно заинтересованы в том, чтобы наркобизнес функционировал. И если даже нам удастся выключить из этой системы одно звено, оно все равно сразу же восстановится. Почему? Это и есть другая сторона. Что заставляет одних добровольно губить себя, а других, за определенную мзду, уничтожать своих соплеменников? И учтите, система наркомании функционирует и расширяется прежде всего за счет молодежи…
«Им нужны наши дети. Наши общие дети», — вспомнил я слова из недавнего сна.
— Вы ждете от меня ответов на эти вопросы?
— Просто все сложнее, — он пожал плечами. Несколько лет назад я вел одно дело. Женщине-врачу было предъявлено обвинение по признакам статей 224 часть 3 и 224 часть 2. Она занималась хищением и продажей наркотиков. И когда описывали ее имущество, вот что оказалось: за двадцать лет честной работы она нажила добра столько же, сколько составил ее гонорар за одно хищение. Я ее не оправдываю, приговор был справедливый. Но неужели, кроме нее, никто не виноват? Однако я отвлекся. Давайте работать над нашей ситуацией.