Предварительные решения
Шрифт:
Устав от царившей в стране свергнувшей царизм анархии, товарищ Апсин в начале октября 1917 года примкнул к партии большевиков, увидев в них шанс не только для России, но и для себя лично. При том инженерном голоде, что наблюдался в стране, Иван Карлович без труда устроился на хорошую должность в петроградском «Горводоканале». Где и проработал до 1923 года, обеспечивая петроградцев питьевой водой. А потом закончилась Гражданская война, уже можно было не опасаться отправки на фронт, и товарищ Апсин плавненько перешел на военную службу. В чинах из-за своей осторожности рос не быстро, зато в свое время не рискнул примкнуть ни к троцкистам, ни позднее к правому
Подполковник Апсин был хорошим инженером и администратором, да и в ведомственных интригах чувствовал себя как рыба в воде. Но увидев несколько минут назад невероятно быструю расправу над капитаном Геладзе, он просто впал в ступор.
Капитан был злопамятным и мстительным человеком. Имел множество непонятных знакомств и несколько племянников, непонятно где работающих, но которые не стеснялись постоянно приходить к нему на службу и подолгу что-то обсуждать на своем языке.
Иван Карлович доподлинно знал как минимум о двух случаях, когда Геладзе «съел» сотрудников управления. И самое главное, почему с молодым капитаном старались «дружить», ходили слухи, что он родственник товарища Сталина по материнской линии.
И сейчас подполковник, а по сути военспец 1-го ранга Апсин не собирался ни спорить, ни тем более высказывать какие-либо претензии. Все-таки он был и умнее, и значительно опытнее заносчивого грузина. Ругаться с людьми, один из которых без раздумий высадил пулеметную очередь по капитану РККА, это будет даже не глупость, а форменное безумие.
А вот когда они отсюда вырвутся и вернутся в Москву, тогда и покажет Иван Карлович этим солдафонам стоеросовым, как под стволами товарища подполковника держать. Да и Геладзе это так не оставит, этому в маске уж точно трибунал гарантирован. Хотя, чего уж себя обманывать, смотреть, как этот боров на земле лежит, в снег мордой уткнувшись, одно удовольствие, аж самому пнуть захотелось. Жаль, нельзя.
– И что вы тут делаете, товарищ подполковник? – Барс протянул документы, одновременно с легкой брезгливостью посмотрев на старающегося встать капитана.
– Инспекционная поездка. К нам поступили сведения, что тут бронетехнику ремонтируют.
– Ясно. Ну, так-то мы не против, согласовывайте с нашим командованием и приезжайте. А то у нас тут склады вещевого довольствия. Сами понимаете, материальные ценности требуют строгого учета и контроля.
– Понимаю.
«Понимаю, что ты меня послал и отговорку придумал, даже не заботясь о том, чтобы она звучала правдоподобно».
– Конечно, понимаю.
Взгляд капитана Геладзе, вставшего наконец-то на ноги, сфокусировался на своем подполковнике, спокойно разговаривающем с командиром чужаков. Тонкая плотина страха, удерживающая Геладзе от необдуманных поступков, рухнула, и только что пережитое унижение, помноженное на привычку к вседозволенности, затопило его сознание, смывая остатки здравого смысла.
– Суки! Бараны безмозглые! Ты знаешь, кого ты тронул, ишак тебя нюхал! Всех в лагерях сгною! Все, суки, сдохнете!
Барс чуть повел рукой, останавливая Казака, и с недоумением посмотрел на подполковника, как бы спрашивая: он действительно слышит то, что слышит?
В ответ Апсин только скривился, злясь про себя на тупость сослуживца и не представляя, как он должен реагировать, если капитана сейчас начнут бить.
– Что молчишь, язык в жопу засунул,
42
Набичвари – ублюдок (груз.).
43
Шени дэда мутели шевеци – твою мать имел (груз.). (Максимально приличный перевод.)
Последнюю фразу Апсин не понял, зато, можно сказать, седалищным нервом ощутил опасность. Губы стоящего перед ним командира, казалось, сами собой раздвинулись, отчего на лице появилось какое-то гротескное подобие улыбки, а сам он переступил с ноги на ногу. И от этого совсем незначительного движения спина подполковника почему-то покрылась липким потом.
«Жопа», – подытожил ситуацию Иван Карлович.
«Жопа», – понял лейтенант Воронов и испугался.
Если до этого караульные, можно сказать, демонстрировали решительность в ответ на хамство капитана и ни в кого стрелять на поражение не собирались, то сейчас все изменилось.
В отличие от подполковника, лейтенант, успевший повоевать в Испании и потерявший шпалы из-за банальной любви к алкоголю, увидел и то, что все без исключения вышедшие из ворот чуть сместились, чтобы не перекрывать друг другу сектора обстрела, и чуть расслабленные позы, говорящие о немалом опыте. Но главное, он увидел, как изменились, закаменели лица. Группа, а за исключением, пожалуй, политработника, это была именно слаженная группа, приготовилась к боестолкновению, да и не особо-то это скрывала.
Их командир сделал полшажка влево, прикрывшись от лейтенанта товарищем подполковником, и сейчас упорно сверлил взглядом землю под ногами Воронова, безошибочно выделив его как самого опасного противника.
В голове лейтенанта с бешеной скоростью понеслись мысли, в попытке предугадать дальнейшие события. Сейчас они будут брать капитана и готовы порвать любого, кто им помешает. Или не готовы? Но проверять, рискуя своими бойцами из-за толстого мудака, Воронову очень не хотелось. Как поступит подполковник? Он понимает, что три пулемета покрошат их всех в несколько секунд? А еще важнее, этот капитан Октябрьский понимает, что один выстрел на поражение – и трибунал? Понимает, что даже положи он тут всех и закопай, это ничего не изменит?
Что делать? Притвориться тупым и ждать приказа Апсина, надеясь, что у него хватит ума ничего необратимого не приказать? Или что?..
От дальнейших раздумий Воронова спас командир «склада» капитан Октябрьский.
– По законам Союза Советских Социалистических Республик осудить гражданина и назначить ему меру пресечения в виде лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях [44] может лишь государство в лице его судебных органов, и никто более. Я прав, товарищ подполковник?
44
1 УК РСФСР редакции 1926 г. Ст. 20, п. «б».