Прекрасна и очень опасна
Шрифт:
– А что? – насмешливо спросила Лида. – Великая любовь? Но какая же это любовь, когда женщина посылает на смерть того, кого она любила и кто ради нее совершил преступление, а потом с легкостью необыкновенной, даже не оглянувшись на прошлое, выходит за другого? Это не любовь. Это убийство!
– С легкостью необыкновенной? – повторила Майя, косясь то на Лиду, то на дорогу. – Да я лютому врагу не пожелаю такой легкости, даже тебе! Да я два года места себе не находила от горя, от того, что Сергей пропадает в лагере, а я без него пропадаю. А потом окольным путем получила от него письмо. Первое и единственное. Он писал, что время тянется невыносимо медленно, что он боится: я устану ждать. И что он попытается как-нибудь себя в тюрьме изувечить. Чтобы руки лишиться или
Я не ответила ему. Я вдруг впервые задумалась, что будет, когда он выйдет. Здоровый, покалеченный – какая разница?! Мы, когда задумывали все это, мы знали про будущее одно: Сергей возвращается, мы женимся и живем безбедно и счастливо. А теперь я вдруг наткнулась, как на ухаб, на такой вопрос: а как мы сможем соединиться? Как я выйду за Сергея? Тогда только дурак не догадается: в деле Майданского что-то было нечисто! Только идиот не просечет, что между нами имел место преступный сговор – так, кажется, эта штука в УК называется? И себя я подставлю, и Сергея снова начнут мотать. Не понимаю, как мы не подумали об этом раньше, как не предусмотрели этого… И вдруг ко мне пришло осознание всех последствий – и самого страшного из них: если наша мечта рухнет, если мы сойдемся для того, чтобы снова расстаться – и заплатить уже на полную катушку за смерть Майданского, – да мы же возненавидим друг друга! Я это знала, чувствовала! Как только я это поняла, любовь моя к Сереже умерла и душа моя освободилась. Поэтому я уже не любила Сергея, когда встретила Олега в консерватории.
– Где? – недоверчиво уставилась на нее Лида.
– В нашей Нижегородской консерватории, на концерте «Рождественские дни». У меня есть приятель, у которого старинная подружка там преподает и в хоре поет. И она его пригласила на заключительный концерт «Рождественских дней». Мы случайно на улице встретились, я в такой депрессухе была, ну а друг-меломан уверен, что хорошая музыка подобна костоправу – все на место ставит, все душевные вывихи. И взял меня с собой. Концерт великолепный был, это правда. Все безукоризненно. И вот вышел хор юношей, стали петь «Богородице, Дево, радуйся» в современной аранжировке. Зал просто рухнул от восторга! Такие вещи иногда делают католики со своими гимнами, чаще – протестанты, но чтобы наш, православный, гимн так звучал… Стены дрожали! И вот пригласили выйти композитора-аранжировщика. Вышел мальчик такой, волосы в хвост завязаны, нос такой смешной… Вышел, поклонился, посмотрел в зал исподлобья… почему-то именно на меня посмотрел. Ну и все. В меня будто молния ударила. Потом другие номера были, но я вроде бы и не слышала их, мысли крутились как бешеные, все думала, как мне его найти. Хоть беги за сцену, хватай его за руку… Выходим с другом моим из зала, он мне что-то говорит, спрашивает, как концерт, понравилось ли мне, а я ничего не соображаю. И вдруг вижу – у дверей стоит Олег. Как будто ждет меня! Ну, он потом сказал, что и правда ждал… Вот так началось. Ты пойми: я счастлива с ним, но… Но иногда мне снилось, что Сережа вышел, что мы вместе. И все сбывается так, как мы когда-то мечтали.
Голос Майи был мягкий-мягкий. Лида искоса взглянула на ее губы, дрожащие в нежной улыбке, на четкий, красивый профиль…
Профиль Сергея! Его застывшие, твердые губы, белый лоб, неподвижные ресницы!
В это мгновение «шестерка» резко вильнула по дороге к обочине – так резко, что Лиду швырнуло на дверцу. Тотчас Майя бросила руль, схватилась за свою дверцу и уже высунулась было из нее, но Лида успела вцепиться в ее плечи обеими руками и втащить обратно в машину, которая все еще ползла к обочине. Она взмахнула «вальтером» и только каким-то чудом удержала себя от того, чтобы не ударить Майю рукояткой в лицо. Снова уткнула дуло ей в бок:
– Веди машину! Ну! Ну!
Майя затравленно взглянула на нее и послушно взялась за руль, выровняла автомобиль на дороге.
– Прибавь скорость.
Лиду трясло так, что «вальтер» прыгал в ее руке. Наверное, Майе было больно от этих скачущих движений, она кривила губы,
Несколько минут прошло в молчании.
– Куда мы едем? – наконец разомкнула Майя поблекшие от напряжения губы.
– А вы меня с этим твоим Андреем куда хотели привезти? – ехидно спросила Лида.
У Майи побагровели скулы:
– Мы то место уже проехали.
– А что вы там собирались со мной сделать? – не унималась Лида.
– Что? – пожала плечами Майя. – Отбить у тебя охоту отравлять людям жизнь. Понятно? Какое ты имеешь право людьми манипулировать? А?
– Кто бы говорил… – тихонько протянула Лида, но Майя словно не слышала.
– Почему заставляла этого парня травить меня, а Виталия – облучать? – выкрикнула она. – Откуда ты такая безжалостная? Даже Виталий меня пожалел. Напугать – напугал, до полусмерти, но облучать не стал. Даже твой этот… Дед Мороз… нас вчера только прогнал из твоего подъезда, но ничего плохого не сделал. А ты что от меня хочешь? Куда мы едем, в конце концов?!
– В Авдюшкино.
– Куда?.. – Какую-то минуту Майя, это было видно, не могла понять, о чем речь, но вдруг до нее дошло: повернулась к Лиде с изумлением: – В деревню, где у вас дом? Но зачем? Там же все в снегу!
– Потому что там умер Сергей. Я хочу показать тебе место, где он умер. Печку, которую он затопил. Вьюшку, которую закрыл раньше времени. Жаль, у меня нет его последних фотографий. Он ведь пришел без руки, изуродованный весь.
– Что? – тихо сказала Майя.
– Ну да, он все же сделал с собой то… что обещал тебе. Я думала, он попал под лесину от потрясения, после того как твое письмо получил. А теперь, после твоих слов, понимаю, что это произошло не нечаянно. Он подстроил это нарочно. Чтобы скорей выйти. Чтобы увидеть тебя. Я думаю, что он твоему письму не поверил. Ему надо было самому убедиться, что ты… что он все точно предсказал: Как ты могла предать меня, забыть, моя царица, красная волчица? Но он не рассчитал эффекта от своего поступка. Не мог предвидеть, что будет изуродован так, что сам с собой ужиться не сможет, не то чтобы любимую женщину к этому принуждать.
Майя смотрела на Лиду затравленными глазами. «Жигули» плясали по дороге.
– Держи руль, – угрюмо сказала Лида. – Прибавь скорость.
Майя послушалась, однако через несколько минут скорость снова пришлось сбросить: они нагнали груженый панелевоз с прицепом, который держал не больше восьмидесяти километров.
Вдруг зазвонил мобильный телефон. Звонок был курлыкающе-переливчатый.
– Это мой, – сказала Майя, выхватывая его левой рукой из кармана и глядя на дисплей. – Это Олег звонит!
– Не отвечай! – Лида подтвердила приказ движением ствола. – Убери!
Майя послушно убрала трубку. Она позвенела, умолкла, потом снова начала звонить. Эти тоскливые переливы действовали Лиде на нервы, у Майи судороги искажали лицо, но почему-то ни той, ни другой не приходило в голову просто взять и отключить телефон.
Теперь «шестерка» двигалась рывками, нервно.
Панелевоз то приближался, то удалялся.
– Обгони его, – сказала Лида.
Майя попыталась, но прицеп мотало вправо-влево, и обгонять его было опасно. Сзади послышался сигнал. Обе «волчицы» взглянули в зеркало: одна с надеждой, другая со страхом, однако это был белый «Мерседес»-рефрижератор, который тоже пытался увеличить скорость и выйти на свободную дорогу. Однако вместо этого скорость пришлось сбросить всем: трасса шла под уклон.
«Надо же! – мельком подумала Лида. – Не гуляется людям! Панели возят, продукты… Трудятся! А мы тут дурью маемся!»
И только тут она вспомнила, что тракт на студии начался без нее. Саныч там, конечно, на ушах стоит…
– Кстати! – взглянула она на Майю. – Ты моему режиссеру тоже позвонила, что репетиция раньше начнется?
– А как же! – фыркнула та. – Я ведь знала, что ты ему названивать начнешь, уточнять. Названивала?
Лида пожала плечами.
– А где ты его телефон взяла? – спросила вместо ответа.