Прекрасна и очень опасна
Шрифт:
– Вопрос: была ли сирень во времена первобытного человека? – усмехнулась Лида. – Не факт. Какие-то виды – возможно. Лесная белая… Но я где-то читала, что это скорее культурное, чем дикое растение. Возможно, у первобытных были свои прибамбасы: аллергия на какие-нибудь хвощи гигантские, на трилобитов или что там произрастало в то время? Хотя трилобиты – это вроде бы не растения…
– А бес их разберет, – вздохнул Вадик. – Нет, насчет первобытных – это я погорячился. Но, к примеру, я не могу себе представить даже бабушку свою в припадках такого чихания на огороде, среди крапивы, пастушьей
– Вообще-то обычно картошка, морковка, свекла, огурцы, – хихикнула Лида. – Или у твоей бабушки росли только сорняки? Тогда я понимаю, почему у нее была на них аллергия! От ненависти к ним!
– Смеешься, да? – вздохнул Вадик. – А между прочим, я знаю одну даму, у которой натуральная аллергия на полынь. И она отнюдь не бабушка!
Лида нервно стиснула руки.
Наконец-то среди этого никчемушного, легкого трепа прозвучало что-то толковое! Кажется, она не ошиблась адресом! Ведь дама, у которой аллергия на запах полыни, – это наверняка Майя Майданская. Видимо, Вадик знает ее достаточно хорошо. Вопрос только, захочет ли он говорить о ней…
А как странно: они с Вадиком не виделись минимум лет восемь, потом пару раз бегло побеседовали по телефону, а теперь болтают так, как будто расстались только вчера. Вообще Лида помнила, что Вадик и раньше умел мгновенно войти в контакт с любым человеком, а раз начавши болтать, остановиться мог не скоро. Ну, будем надеться, он не утратил прежних привычек…
– Может, чайку согреть? – спросил Вадик, и Лида мысленно постучала себя укоряюще по лбу: почему не догадалась прихватить какой-нибудь тортик? Беседы за рюмкой чаю обычно располагают к доверительности. Как бы половчее выйти из ситуации?
– Нет, спасибо, Вадик. Я перманентно худею, так что не искушай меня без нужды…
Вадик окинул ее внимательным неодобрительным взглядом.
– Худеешь? Ты? А зачем? У тебя какой размер, сорок шестой? Ну и куда меньше – при твоем росте?! Кто тебе сказал, что мужчины любят вешалок?! Вообще, это ужас какой-то: все красивые женщины сознательно уродуют себя! У меня есть одна знакомая певица, безумно красивая баба, так надо видеть, во что она превратила себя за последние три месяца!
Лида подавила желание снова стиснуть руки.
Певица! У него есть знакомая певица! Неужели речь снова зашла о Майе Майданской? Какое странное совпадение…
Надо надеяться, что на Лидином лице не отразился охотничий азарт, который охватил ее. Она покосилась на Вадика и вдруг заметила на его лице промельк точно такого же азарта, какой сама же старалась скрыть от него. Слишком уж пристально смотрел на нее Вадик!
Почему? И что это за странное выражение в его светлых глазах? Такое ощущение, что он на что-то пытается намекнуть Лиде…
А вдруг и в самом деле пытается? Что, если насчет полыни это была не обмолвка, а намек? Ему интересно было посмотреть, как отреагирует Лида. А по поводу дамы, которая похудела за последние три месяца, – это разве не намек? Ведь Сережа умер именно три месяца назад! Неужели… неужели Вадик снова имел в виду Майю? Неужели он вот таким образом, скрытно, хочет дать Лиде понять, как сильно Майя переживала смерть своего бывшего возлюбленного?
Рассказывай… люблю твои
Ну что ж, пора, наверное, переходить от намеков и полутонов к прямым вопросам.
– Ты, наверное, плохо себя чувствуешь, Вадик, а я тут тебя всякой болтовней донимаю! – покаянно вздохнула Лида. – Ничего, я сейчас уйду. Посмотри только на это фото и скажи, где я могу отыскать эту женщину.
– Ну, давай поглядим, – согласился хозяин.
Лида достала из сумки файл и протянула Вадику фотографию. У него взлетели брови:
– Ишь ты! А у меня такой нету! Где ж это мы снимались? Давно, слушай, у меня волос-то еще сколько было, прямо есенинский чуб! А Серега-то какой… умри, Голливуд! Эх, сколько лет… иных уж нет, а те далече, как Саади некогда сказал. Нет, серьезно, это мы где? Хотя знаю, знаю! Да у Надюшки же Васиной на даче! Точно, во-он домик вдали за деревьями виднеется. А мы, должно, на шашлычках отрываемся. Неужели ты Надюшку Васину не помнишь? Хотя да, ты у нее ни разу не была, у тебя была своя тусовка. Она теперь знаешь кто? Завкафедрой в универе, представляешь? На радиофаке чего-то там возглавляет… забыл, как называется. Сопромат, что ли? Кстати, на радиофаке сопромат проходят, нет? Не знаешь? Ну и хрен с ним, короче. Надюшкин телефон я сейчас по-ищу, а живет она на Свободе, это же совсем рядом с тобой. Можешь позвонить, а можете и пересечься где-то, она будет рада от Сереги привет получить, она всегда говорила, что твой брат – один из лучших людей, каких она только знала…
Вадик суетливо полез в ящики письменного стола – в один, другой, третий, – и только тут Лида, малость отупевшая от его гнусавой, насморочной скороговорки, сообразила, что Вадик собирается втюхать ей координаты какой-то Надюшки Васиной – дамы, может быть, и приятной во всех отношениях и к Сереже прекрасно относившейся, однако совершенно ей, Лиде, не нужной. А нужна ей Майя, которую Вадик на снимке как бы даже и не заметил. Почему?..
Да понятно, почему. Он убежден, что Лида не может не знать Майю! Ему даже фантазии не хватит вообразить обратное!
Ну что ж. Приходится признать, что очень бедная у Вадика фантазия.
Теперь такой вопрос: открыть Вадьке глаза на его ошибку или сделать вид, что он прав? Но не напугает ли его признание Лиды, что она знать не знает бывшую любовницу брата? Как бы тут не ошибиться, как бы не взять неверную ноту, не переиграть! Вадик – он просто валяет из себя жизнерадостного валенка, а чуть ему покажется что-то не так, мигом замкнется, как улитка в раковине, и поди выковырни его оттуда!
А может быть, ничего и не надо усложнять? Быть проще?
Быть проще – означает сказать ему чистую правду…
– Вадик, да ты не ищи этот дурацкий телефон, – выпалила она, подчиняясь внезапно пробудившейся интуиции. – Подожди, слышишь? Я тебе наврала. Я к тебе совсем не за Надюшкиными координатами пришла…
Вадькина голова высунулась из-за стола. Он молча уставился на Лиду, потом встал, опираясь на столешницу, выпрямился и стащил с лица марлевую маску.
Вытер заметно вспотевшие щеки и лоб.
– Уф-ф! – вздохнул с явным облегчением. – Ажно взопрели озимые, как говаривал старик Ромуальдыч.