Прекрасная Гортензия. Похищение Гортензии.
Шрифт:
И они поехали.
Глава 3
Место преступления
Тело жертвы было обнаружено в шесть часов четырнадцать минут (по местному времени) мадам Эсеб, бакалейщицей из дома 53 по улице Вольных Граждан.
Как всегда по утрам в течение сорока одного года, встав и умывшись, она сразу же направилась в Святую Гудулу на утреннюю молитву. Все эти годы, каждый Божий день, она испрашивала прощения за свой Грех. Грех мадам Эсеб относится к Отдаленным Причинам Непосредственных Причин описываемых здесь событий, то есть принадлежит Пред-Предыстории нашего романа, но мы не можем ничего сказать о нем (к моему большому сожалению). Кроме того, последние
Этим утром она проснулась в хорошем настроении, с каким-то необъяснимым предчувствием (а можно ли вообще объяснить предчувствия? Это еще труднее, чем объяснить чувства — то есть трудно до чрезвычайности); вскоре она вновь увидит Александра Владимировича. Воздух на улице был чистым и свежим, как мех Александра Владимировича весенним утром. Да, воздух был чистым и свежим, — неоспоримое доказательство того, что дело было не в Бельгии; и мадам Эсеб, торопясь в церковь, не ощущала бремени своего греха.
Она двинулась в сторону алтаря, к шестой скамье в девятом ряду. В этот ранний час в церкви еще было полутемно, и ей показалось, что она различает там, на скамье, на ее привычном месте, какую-то темную массу. Сердце в ее старой груди застучало. Она подошла ближе.
И обнаружила труп.
Испустив душераздирающий крик, она лишилась чувств и рухнула на пол, как бесформенная масса (итого две массы).
Крик мадам Эсеб, лишившейся чувств при виде мертвого тела и крови, встревожил настоятеля церкви, который сочинял проповедь в ризнице.
От этого крика кровь застыла у него в жилах.
Он бросился в церковь. Вначале ему показалось, что перед ним два трупа, ибо мадам Эсеб упала к ногам покойника (подчеркиваю: покойника), и на ней была кровь. Однако он заметил, что она еще дышит. Первой его мыслью было позвонить в полицию. И вдруг в том же девятом ряду, недалеко от головы убитого, он увидел нечто такое, что заставило его передумать.
Это был рисунок, сделанный синим мелком. Он состоял из спиралевидных линий (см. таблицу на рис. 3 гл. 21) и с поразительной точностью воспроизводил портрет священной улитки, который украшает фронтон Польдевской капеллы (как и все храмы шести основных конфессий Польдевии). Как известно, улитка — тотемическое животное польдевцев; она спасла их от голодной смерти во время последнего ледникового периода, о чем свидетельствуют огромные залежи раковин, обнаруженные археологами при раскопках (в научных кругах идет ожесточенная полемика: доисторические польдевцы питались улитками, но как они их готовили? Тушили с маслом, чесноком и зеленью? Запекали в корзиночках из слоеного теста? Или пользовались каким-то древним, утраченным рецептом? Науке неизвестно). А улитка Польдевской капеллы священна вдвойне, поскольку во время церемонии была освящена самим архиепископом, монсиньором Фюстиже.
Долг предписывал настоятелю известить монсиньора о случившемся. Промедление было недопустимо.
Когда Блоньяр с Арапедом вошли в церковь, там было очень оживленно.
С одной стороны, вокруг мадам Эсеб собрался кружок соседок и лавочниц: они успокаивали ее и высказывали жуткие догадки, от которых можно было снова упасть в обморок.
С другой стороны, озабоченный кюре беседовал с представителем архиепископства, личным советником монсиньора Фюстиже; у советника вид был тоже озабоченный, но вместе с тем дипломатично непроницаемый.
В углу два профессиональных звонаря, Молине Жан и Кретен Гийом терпеливо ждали наступления следующего часа, не подозревая о роли, какую они сыграли в происшедшей драме. Чтобы скоротать время, они повторяли тихонько и с каждым разом все быстрее: «Сшит колпак не по-колпаковски, надо колпак переколпаковать», а затем «Сшит колпак не по-колпаковски, дили-дон, надо колпак переколпаковать, дили-дили дон». Это чрезвычайно
Несколько любопытных, в том числе группа туристов, наполовину японская, наполовину польдевская, пытались разглядеть убитого, который, несмотря на природную скромность, вынужден был позировать фотографам во всех ракурсах. Появление инспекторов вызвало прилив интереса среди собравшихся. Блоньяра узнали в лицо.
Возле трупа кто-то стоял на коленях: это был судебный медик, доктор Петио. Увидев Блоньяра, он встал и протянул инспектору руку, всю в пятнах и ссадинах от кислотных ожогов (в свободные минуты он проводил опыты по растворению тканей животных в различных кислотах: азотной, серной, соляной, а также лимонной и муравьиной, намереваясь написать фундаментальный научный труд по этому вопросу). Не утруждая себя любезностями, доктор сказал:
— Время смерти: за два часа до или через два часа после полуночи.
Причина смерти: удар тупым предметом в основание черепа; продавливание черепной коробки, и так далее.
Пол жертвы: мужской.
Возраст: вроде бы средний, точнее сказать не могу, это не совсем моя область.
Послеоперационный шрам от удаления аппендикса отсутствует.
Результаты вскрытия: через двое суток после того, как он поступит в мое распоряжение.
Вопросы есть?
У меня все, приступайте.
Блоньяр смотрел на убитого. Он сверлил его пронизывающим взглядом, со всей пытливостью и зоркостью, на какие был способен. Это была первая минута их встречи, имевшая для Блоньяра такое же значение, как первый взгляд для влюбленных. Между ним и жертвой устанавливалась связь, целью которой было раскрытие тайны убитого, выяснение имени соперника Блоньяра, — убийцы. Необходимо было как можно ближе познакомиться с жертвой. Жертва будет уклоняться от расспросов, скрытничать, всячески оберегать свою тайну: тайну своей жизни. Но Блоньяру надо преодолеть ее сопротивление. Прошлое жертвы должно стать будущим их знакомства, и в этом прошлом когда-то, где-то произошло некое событие, которое, как говорят компьютерщики, запустило программу, неизбежно приведшую к смерти, к убийству. В жизни жертвы, как на видеопленке, прокрученной в обратную сторону, появится незнакомое лицо — лицо убийцы.
Вот почему Блоньяр так пристально смотрел на убитого. Он сразу понял, что задача его на сей раз будет чрезвычайно трудна.
Этот убитый был не такой, как другие. Он и инспектор говорили, в общем-то, на разных языках. И хотя он принадлежал к близкому, знакомому миру, инспектор не был подготовлен к тому, чтобы войти в этот мир. В данном расследовании ему придется совершать огромные усилия, чтобы думать, как жертва, рассуждать, как она. (В этом заключалось своеобразие блоньяровского метода: большинство великих сыщиков пытаются рассуждать, как преступник, ставят себя на его место — глубокое заблуждение! Решающей фигурой в преступлении является жертва; преступник — лишь ее тень.) На мгновение его охватила паника: а что если преступник — тоже… Однако он сразу же взял себя в руки: должно быть, на нем сказалась усталость, бессонница, реакция после успешного завершения Дела о Разбитом Сосуде.
Отведя глаза от трупа, отныне четко запечатленного в его памяти (а также на негативах полицейского фотографа), он медленно обвел взглядом место преступления. Как сюда попал убитый? Сам пришел? Что ему здесь понадобилось? Вопросов была уйма.
Когда он смотрел на толпу, взгляд его встретился со взглядом старой женщины, сидевшей на скамье среди других женщин, которые утешали ее, расспрашивали, ловили каждое ее слово, жадно и с восхищением смотрели на нее. (Как мы знаем, это была мадам Эсеб.) И вдруг вспыхнула и погасла какая-то искра, словно между ними пробежал электрический ток. Эта старая женщина что-то знала. Или скорее боялась чего-то, подумал Блоньяр. Она боялась чего-то такого, о чем не хотела знать.