Прекрасная и неистовая Элизабет
Шрифт:
— И что вы сделали, мама? — спросила Элизабет.
— А что же нам оставалось делать? Мы его немедленно уволили! Но этот тип не хотел уходить. Нам пришлось пригрозить ему, что мы вызовем жандармов. Только после этого он убрался!
— Так его здесь нет?
— К счастью! Мы заплатили ему за работу, и он покинул гостиницу час тому назад. Но он увел с собой и своего помощника. Тоже веселенький тип! Они составляли отличную парочку! Но я предпочитаю их больше здесь не видеть. А теперь, в разгар сезона у нас нет никого на кухне! Ты представляешь?
— А клиенты слышали
— Нет, — ответила Амелия. — Благодарю небо, что все произошло в буфетной. Иначе это была бы катастрофа! Мы объяснили клиентам, что повар внезапно заболел и решил пойти домой подлечиться. О Боже! При одном только воспоминании об этом скандале кровь приливает к голове. Если бы ты видела отца перед этим взбесившимся наглецом! Они говорили друг с другом на настоящем казарменном языке, иначе не скажешь.
— Как это ужасно! — сказала Элизабет и сжала руки, чтобы успокоить сердце, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди от радости.
— Теперь мы должны все взять на себя, — продолжила Амелия. Я буду готовить еду, отец мне в этом поможет. Ты заменишь меня у окошечка для передачи блюд во время обслуживания. Завтра же я напишу письма, чтобы попытаться найти другого шеф-повара. Хотя в это время года трудновато будет нам найти такого человека.
— Не беспокойся, мама. Я уверена, что все устроится! — ласково ответила Элизабет, потеревшись щекой о щеку матери.
Амелия вздохнула, попросила Элизабет пойти в холл к клиентам и вернулась на кухню.
Ужин был подан как обычно в восемь часов. Элизабет сидела у окошечка. Новое занятие очень развлекало ее. Эмильена и Леонтина подходили к ней и передавали заказы:
— Первый, три… Первый, четыре…
Она передавала их матери, которая отвечала ей четким голосом:
— Поняла!
На кухне был просто ад от клубившихся паров и шипения готовящейся пищи. С суровым взглядом, каплями пота, струящимися по лицу со лба, с фартуком, повязанным на талии, Амелия несла большой медный котел, чтобы поставить его на огонь. Пьер вынимал из водяной бани яйца, уложенные в подставки.
— Полей их скорее! — сказала Амелия.
— Где сливки? — спросил Пьер.
— Они должны быть у тебя под рукой! Боже мой, какой же ты нерасторопный! Камилла, подайте ему сливки, они на столе!
Все еще не пришедшая в себя после ссоры хозяев с шеф-поваром, Камилла Бушелотт заглатывала слезы и металась по кухне, жалобно причитая:
— О-ля-ля! Боже! Только этого и не хватало. Никогда мы не справимся с этим…
Пьер разливал сливки: по одной ложке на каждое яйцо. «И кто бы мог поверить, что всего три часа назад я лежала обнаженной в объятиях мужчины!» — думала Элизабет с легким опьянением.
— Забирайте! — говорила Амелия строгим голосом.
Элизабет брала блюдо, на котором были уложены яйца, и ставила его на столик, Эмильена забирала его. Приказы следовали один за другим:
— Жаркое, два… Овощи, три…
Пьер отрезал ломтики от большого куска поджаренного мяса с обгоревшей корочкой. Амелия переворачивала на сковородке поджаренный картофель. «… Неужели она была влюблена в папу так же, как я сейчас влюблена в Кристиана?» —
— Сколько порций жаркого, Элизабет? Я не расслышала.
— Три, мама, — сказала Элизабет мечтательно.
Она вновь видела себя в постели с Кристианом и испытывала стеснение при мысли, что ее мать и отец так же ласкали когда-то друг друга. Она посмотрела в зал, наполненный жующими клиентами, и пары, сидящие там, тоже предстали перед ней в новом свете. Находясь во власти недавно пережитого, она пыталась представить себе всех этих мужей и жен, испытывающими наслаждение в супружеских объятиях: мсье и мадам Греви, мсье и мадам Лопик, бедняжку Лористон, удрученную отсутствием своего неверного мужа, толстую мадам Вэвр и ее бледного тощего супруга… Это было почти немыслимо для большинства из них. Элизабет парила над этими людьми, запряженными в брачные возы и печально отмеченными возрастом, привычками или физическими недостатками. В мире существовала только одна прекрасная любовь — ее любовь. «Я увижу его завтра, в тот же час. Все повторится. Он любит меня, любит, любит!» У Элизабет было желание кричать на весь мир о своей любви, а вместо этого она вытирала соус с краев блюда, подавая его Леонтине, шептавшей:
— Поторопитесь, мадемуазель. Греви ждут.
После обслуживания она поужинала за столом вместе с родителями. За столом разговор снова зашел о шеф-поваре. Кому бы написать по поводу его замены? Тут Пьер вспомнил, что в начале сезона получили предложение от одного русского, который хотел бы поработать в Межеве и заодно поправить свое здоровье.
— В твоей папке есть его адрес, Амелия. Мне кажется, что у него даже были очень хорошие рекомендации.
— Да, — ответила Амелия. — Но меня немного смущает то, что он русский.
— Почему, мама? — спросила Элизабет.
— Так просто. Я не люблю иметь дело с иностранцами. И к тому же, если он русский, вряд ли он знает рецепты французской кухни.
— Во всяком случае, он назвал нам несколько больших отелей, в которых он работал в Париже и Лионе, — сказал Пьер.
Но Амелия скептически покачала головой. Ломтик мяса уже остывал в ее тарелке.
— Ты не хочешь есть, мама? — спросила Элизабет.
— Нет! У меня нет аппетита, — вздохнула Амелия. — Я слишком разнервничалась из-за этой истории.
Пьер обнял ее за плечи:
— Поешь хоть через силу. Может быть, тебе это не нравится? Хочешь, мы приготовим тебе что-нибудь другое?
Элизабет взглянула на лица родителей. «На них все-таки приятно смотреть, когда они рядом», — подумала она.
— Нет, нет! Оставь меня, — ответила Амелия. — Я сейчас думаю о другом шеф-поваре, о котором нам говорили в профсоюзе работников гостиниц.
— Он итальянец, — сказал Пьер.
— Ну и что? — сказала Амелия.
Элизабет рассмеялась: